Пушнина. Глава саги Северное сияние

               

Полярный  круг – не  только  холод.
Богаты  недра  и  поверхность.
А  летом  птице  перелётной
Прелестнейшее  тундра  место.
Надёжно  скрыты  подо  льдами,
Свои  мясные  килограммы
Муксун  и чир  здесь  набирают,
Проделки  стужи  презирая.
Стада  оленей  длинным днём
Здесь  на  коврах  из  мха  шикуют.
А  срок  морошки как  минует,
Под  снегом  ягель – лучший  корм.
И  комаров  в  местах  сих  много.
Тут  не  бывает  лишь  микробов.

Морозы – «притча  во  языцех»,
Но  вот  простуд  я  не  встречал.
Микроб  здесь  мёртв,  давно  он вымерз,
Нет  для  заразы  тут  начал.
Мороз  на  Севере – во  благо,
Хоть  и  причина  бед  и  страхов.
В  мороз  прекраснейшие  шкурки
Песцы  нагуливают  шубки.
Добыть  вот  только  трудно  зверя,
Пушнина – подвиг одиночек,
Вершится он  не  между  прочим,
Потерь здоровья  стоит,  нервов.
Хватает  зверя.  Кто ж  охотник?
Абориген  или  колодник?

По  найму  ли,  иль  по  азарту
На  север  едет  зверолов,
Энтузиаст  и  пленник фарта
Или  гонимый  за  рублём.
Но  лёгким  рубль  не  бывает.
Хоть зверя  ловит,  хоть  рыбалит,
Нужны  и  труд,  и  пот,  старанье.
К  тому  ж – борьба за  выживанье.
А  здесь  не  меряны  пространства.
Песца добыть – побегать  надо.
Уменья  просто  – маловато.
Терпенье,  воля! А  мытарства
Зовут  героикой  желанной,
И  сутью  здесь  существованья.

Спроси  отшельника  избушки,
Вокруг  которой  бесконечность:
«ты  здесь, романтике послушный?
Или  вселенская беспечность
В  глухую  небыль  привела?
 «Да  нет,  дружок,  все  плевела
Унылой  жизни  там  остались.
А  здесь  я  бог.  И  то  не  малость.
Я  сам  себе  и  врач,  и повар,
И  МЧС,  само  собой,
Начальства  нету  надо  мной,
И  не  входу  ни  рубль,  ни  доллар.
Вздымает  трудность  шквал  энергий.
Здесь  нет  понятий  «слабый»,  «мелкий».

На  Диксоне.  Дежурим  на  Ан-2.
Дарованная  властью  честь
Собрать  по-быстрому  пушной  товар
У  звероловов  здешних  мест.
Летит  ещё  товаровед,
Специалист по  ворсу,  мздре,
В  одном  лице  кассир, оценщик:
Побольше  взять,  а  дать  поменьше.
Ему  не  всучишь  брак  иль  порчу.
Товар  пушной – казна,  валюта.
И  он  вершит  приёмку  круто
В  державном  свете  полномочий.
Купюр хрустящих  саквояж.
Начнём,  пожалуй, свой  вояж.

Мотор прогрет.  Идём  понуро.
Уже  «добро»  на  вылет  есть.
Всё  хорошо,  но  штурман  хмурый:
На  карте  нету  целей  мест.
Манёвр  на  поиск  строить  надо,
И  в  том  нельзя  быть  верхоглядом.
Найти  избу – то  дело  чести.
Но  лишь  одно ему  известно:
Изба  на  Пясине-реке.
Её  и  надо  нам  держаться,
Река  не  даст  нам  облажаться.
Успех  наш  в  божией  руке,
Но  и  в  твоей,  наш  мудрый  штурман,
Не  дрейфь, найдём.  И  сядем  умно.

Стоит  изба  на  диком  бреге,
Кругом  пустынь  болот   и  мха,
Не  замечает  времён  бега.
Шумит  кормилица-река.
В  тепло  комар,  зимой морозы,
Сияньем  неба  щедрый  Космос,
Разнообразный  трудный  быт.
В  глуши  живёт  рыбацкий  скит.
Один - рыбацкой  снастью  правит:
Охрана  месту  и  страховка.
Другой,  с каюрскою  сноровкой
Песцам  капканы  в  тундре  ставит.
Исполнит  каждый  свою  вахту,
Меняя  неводы  на  нарты.

Наш  самолёт  пока  на  лыжах:
Решаем  по-снегу  задачу.
Под облаками и пониже
Летим,  надеясь  на удачу.
Ни  одного  ориентира.
Речное  русло  лишь  пунктиром
Даёт  нам  угадать извивы
И  тени  смутные  обрывов.
Пока  не  зацепиться  глазу,
И  продолжается  полёт.
Засуетился  зверовод,
Пушные  чувствуя  соблазны.
Мотор  спокойствие  внушает,
Ничто  пока  что  не  смущает.

Вот!  Есть!  Она!  Проход  над  крышей.
Руками  машет  человек.
И  мы  посадке  место  ищем.
Дымшашка  сброшена  на  снег.
Определяем  курс  захода.
Теперь  уж  лётчиков  работа.
Заход.  Посадка. Снег – цемент.
На месте  мы,  сомнений  нет.
Привёл  в  восторг  пилотов  навык.
Рулим к  избушке  в  снежной мгле,
Плывём  как  будто  в  молоке,
Кренясь  внезапно  на ухабах.
 Всё,  лыжам  «стоп»,  открыта  дверь.
«Добро  пожаловать!» «Привет!»

«Что  привезли?»  «Мы  за  пушниной»
«Пожрать  бы  что-нибудь,  муки!
Я  соль  просил.  Не  строй  невинность!
Чтоб  вашей  не  было  ноги!»
Рыбак – сморчок,  и  суетливый,
Ведёт,  ворча,  в  избушку  нас.
Оконца,  инеем  искрясь,
Слегка  смущают  сумрак  синий.
Ведро  с  водой  и  рукомойник,
Лоханка  рядом  для  помойки
И  бляшки  рушника  махры.
Покрыты  плесенью  углы.
«Ну,  что,  начальник,  начинай.
Смотри,  цени  и  принимай».

Рыбак  нагнулся  под  кровать,
Достал  мешок,  убрал  бечёвку
И  шкурки  начал  вынимать,
Небрежно  так,  как мелочёвку.
И  вдруг светло  в  избушке  стало,
Струится  нежность  и  тепло.
До  потолка  вспушилось  то,
Что  только  что  в  мешке вмещалось.
Боясь  спугнуть прикосновеньем,
Беру,  смущён  благоговеньем,
Красу  от  северных  щедрот,
Продукт  морозов  и  невзгод.
Как  мало  надо  человеку!
Взглянуть  хоть  раз  на  чудо  света!

Вот  в  две  руки  берёт  спец  чудо
И  дунул  вдоль  на мех  слегка.
Ах,  боже мой,  какая  шуба,
Воздушна,  ласкова,  легка,
Волнует  глаз  мой  белизною
И  излучает  негу  грёз!
А  подступ  умиленья  слёз
Мне  не  даёт  сказать  хоть  слово.
Я  весь  пленён  сей  красотою,
Бездонно  нежной  простотою,
Твореньем  божьим  на  Земле
В  промерзлой  этой  белой  мгле.
Шедевр,  иначе  не  наречь,
Достоин  женских  только  плеч.

Но,  чем-то  всё  же  недоволен,
Товаровед  свой  сморщил  нос,
Как  будто  приступ  сильной  боли
Смутил  его  чиновный  мозг:
«Подвержен  ворс  для  полеганья»
«Не  смей мой мех  вот  так  поганить!»
«Вкраплений  чёрных  больше нормы»
«Смотри  на  цветность, волны,  формы!»
Товаровед  убрал  в  сторонку
Небрежно  шкурку.  Ей  вдогонку
Назначил  цену:  «Восемнадцать!
Я  больше  знаю,  не  старайся».
И  торг  пошёл  стезёй  эмоций,
Всё  ж  в рамках  цен  и полномочий.

Товар  надёжно  упакован,
И  успокоились  купцы.
Купюрам  путь  уж  уготован:
В  «чулок»,  и  завязать  концы.
Ворча,  почти  не  злобясь, мирно,
Достал  хозяин  чемодан.
«Им  всё  равно  лежать  вон  там,
Не  стоит  нервничать  так  сильно»,
Сказал  небрежно  так  и  пяткой
Задвинул  чемодан  обратно.
«Зубов  уж  нет,  жена  ушла,
Пропью  всё в  отпуск,  все  дела».
Его  мир  прост, он  как  яишня –
Не  повернуть  ему  уж  «дышла».

Окутан  мутной  белизною,
Летит  трудяга  наш  Ан-2.
Ориентиров  нет  нам  снова,
Рельеф  «читаем»  лишь  едва.
Ведь  курс  не  выдашь  постоянный,
И  путь  наш – ломаные  галсы.
Нелёгок  хлеб  воздушных  асов,
Летаешь  если  северами.
Хоть  дел  у  каждого – багаж,
Прилип  весь  к  окнам  экипаж,
Технарь  себе  окно  расшторил,
Ловя  ушами   звук  мотора.
В  работе все,  здесь каждый  занят.
Такой  лишь  труд  нам  люб  и манит.

Нашли,  конечно,  и  второго,
Снегами  скрытого  по  крышу,
Как  цель  полёта – зверолова,
А  по  доходам – нувориша.
И  хоть  здесь  рубль  не  дармовой,
Но  тратить  не  на  что,  вот  фокус.
И  выпить  нет.  А  рыба – ох  уж!
Приелась  вдрызг,  не  лезет  в  рот.
Рулим  к  избе,  хозяин – вот  он.
Доволен.  Рад.  Шабаш  заботам.
Опрятен,  чист  и  скуп  в  движеньях,
Но,  видим,  в  добром  настроеньи.
«Привет!  Не  ждал?  Веди  в  избу,
Будь  добрый,  сделай  вклад  в  казну»

Везде  всё  чисто  и  порядок.
Хоть  пол не  крашен,  чудно  бел.
С  водой  бадья  и  кружка  рядом,
А  для  хозяйства  есть  придел.
Хозяин  сразу  сесть  нас  просит,
Чаёк,  мол,  с  собственным  печеньем.
Умилены  его  раденьем.
«А,  по  желанью,  может,  «прозит?»
Удивлены.  Какой  пассаж!
Переглянулся  экипаж:
Контраст  приятный.  С  предыдущим.
Всё  хорошо,  не  надо  лучше.
Приём  мехов – почти  что  списком,
Без  суеты,  без  мата,  визга.

Сама  собой  пошла  беседа.
«Что  занесло  в  такую  даль?
Всё  руки  ваши  могут  делать!»
Латыш.  Себя,  мол,  испытать.
Вослед  военному  разгрому
Деньга  немалая  нужна.
Но – руки  есть,  пуста  мошна.
Да  и  не  всё  в  порядке  дома.
«Бороться  с  властью – не  мой  принцип.
Я  понимаю,  мы – не  принцы,
Народ  всё  ж  гордый,  терпеливый».
Затих,  держа  мундштук  дымливый.
Для  многих  север – испытанье,
Но  и  прибежище  в  исканьях.


                * * *

Прошли  года.  Другие  люди
Дежурят здесь  на  северах.
Ни  дальность  мест,  ни  климат  лютый
У  смельчаков  не  селят  страх.
И  не  Ан-2,  другие  Аны
Пока  пилотов  неизвестных
Оставят  в небе  след  инверсий,
Учтя  тех  первых  все  изъяны.
А  шуб  не  видно  всё  ж  песцовых.
Ужель  охотников  рисковых
Уж  нет  во  время  Интернета,
Лишь  нефть  и  газ  сих  дней  примета?
Исконный дух  ужель  растает?
Куда  несёшься,  Русь  святая?