Парк

Парк почти опустел, когда в ворота вошли двое, их внес ветер одиночества и тоски, грусти и печали, тот самый - попутный, что обычно обрушается в минуты, когда ты совсем один и сердце сжимает боль и обволакивает пустота.  Этот негодник втирается в доверие и тихонечко проскальзывает под одежды еще совсем чужих друг другу людей, щекочет вниманием, от его легких порывов появляется едва заметный румянец, на лицах просыпаются робкие улыбки, рукам неуютно в карманах пальто, плечи соприкасаются на поворотах извилистых дорожек. Они вошли совсем чужими, с разными мечтами, мыслями, планами, но одинаковой болью внутри и похожими воспоминаниями.
Они вошли разными, но их души столь были похожи и близки, столь причудливо переплелись между собой, так тонко связались, что старый парк даже не сразу увидел двоих, а лишь одну тень, полную еще печали, но уже жаждущую нового открытия, нового чувства. Их мысли, эмоции, чувства были столь запутаны между собой, что столетним дубам невозможно было разобрать кто же из двоих это думает, чьи тайные желания они случайно слышат. И разве это можно было не слышать?! В парк вошли не двое, нет! В парк вкатился, влетел, сам того не заметив вихрь напряжения, заряд внутренней энергии. Тишину нарушил легкий ропоток деревьев, меж их черных угольных ветвей пронеслось беспокойство – никто из них не хотел быть опаленным ненароком этими двумя, что шли и казалось сами не видели того огненного шара, что рос вокруг них, устрашая даже великанов дубов, которые осыпали последние листья на головы этих безумцев.  Листва кружилась в своем последнем осеннем танце под звуки легкого вечернего джаза. Яркая синева неба уступила место густому сумраку, силуэты деревьев бросали тени на тропки и дорожки, освещенные фонарями, что так прочно срослись со стволами деревьев, что со стороны скорее напоминали лишь глаза старого филина, что наблюдает за порядком. Двое шли пустынными путями, теряясь на окраине парка, где водоемы больше напоминали дикие лесные болотца, только украшены они были более изящно, вместо сырой зеленой тины, жадным взорам наблюдателей представлялись покрывала расшитые золотом. От них веяло бодрящей прохладой, разум и тело наполнялись и пропитывались насквозь этой живительной силой и фантазия рисовала картины сказки, сказки из детства, где не было проблем, забот и проблем, где как и сейчас и здесь царили покой, но дразнящий, где жила любовь, но ко всем и каждому, без ограничений и преград, где не было отказов, где всегда находилось время беззаботному дурачеству. И вихри листвы полетели из-под ног двоих, лица озарились улыбками, легкие вздохи облегчения слились в один. Ветерок ослабил свои натиски на них и устроился наблюдателем меж ветвей раскидистого парка. Время от времени в вышине пролетели стаи грачей, они были будто напоминание об уходящей осени, о проходящем времени, об ускользающем моменте, о красоте простоты контрастов темных стволов, ветвей и падающей ослепляющей золотом листвы. Черное и желтое – сочетание богатства, а парк был очень богат! В нем было столько сокровищ, что даже этим неуемным двоим не хватило бы этого вечера, да что там, даже вечности мало, чтобы открыть все тайные дверцы, увидеть, разглядеть и главное понять! Но один тайный ход они все же нашли или он их нашел, не важно, но парк с высоты своих лет видел, как двое ступили на аллею огня, он сам ее много лет назад создал и каждый год, осень поджигала свои костры вдоль ее, пока это еще были не большие костры, а лишь кустики-костерочки, но в них было столько силы, света и огня, что не заметить их невозможно! И двое их увидели. Парк все силился разделить их мысли, распутать их слова, что так и не вылетели наружу, но силуэты с каждым шагом все сильнее сливались в один.
- Где ты их подобрал? – спросил старый парк, проводив взглядом за ворота двоих.
- Где и всегда, на дороге одиночества, - ухмыльнулся ветерок, устраиваясь поудобнее под крылом своего доброго мудрого друга.
Парк бросил прощальный взгляд на удаляющий силуэт и, стряхнув последние листочки, окончательно укутал своим крылом все дорожки  и тропы. Подступала ночь.