Апология людоедства 2

Расизм совсем не был «заблуждением», связанным с необычностью внешнего вида индейцев. Расизм был выдвинут как теория, которая оправдывала именно те способы колонизации, которые реально применялись. По сути, расизм стал идеологией колониализма


Итак, расизм. Попробуем разобраться, почему расизм в самых различных обличьях (порой его сразу и не распознать) обязательно сопровождает капитализм на всем его историческом пути. Один из крупных исследователей расизма Оливер Кокс даже выдвинул в 1940-е годы гипотезу, в соответствии с которой расистская идеология составляет структурный момент капитализма вообще. Идеология, «научно» обосновывающая и тем самым оправдывающая превосходство одних групп населения (например, «белых») над другими («черные» и «цветные»), необходима капитализму как воздух и просто неизбежно встроена в функционирование капиталистической экономики. Свидетельство тому — расовое (и этническое) разделение труда.

Рассмотрим внимательно достижения «научного» расизма и оценим их по достоинству.

Классический расизм — это:

убеждение в реальном существовании обособленных рас;
вера в то, что расы резко различаются в своей генетической основе;
вывод о том, что одни расы имеют существенные преимущества перед другими;
ссылки на интеллектуальные тесты, будто бы доказывающие, что белые отличаются от черных более развитыми умственными способностями;
утверждение о том, что мозг низших рас анатомически недоразвит;
уверенность в том, что белых отличает способность к созданию высоких цивилизаций;
стремление к поддержанию «чистоты» белой расы путем предотвращения межрасовых браков.
Основные научные дисциплины классического расизма: антропология (размер головы, объем мозга как факторы превосходства), психиатрия, психология (главным образом, тестология), евгеника (выведение путем селекции породистого человека, отбраковка (убийство или стерилизация) вырожденцев — больных и слабоумных).

Расизм бывает, так сказать, разного уровня.

Если в иерархию выстраиваются реально существующие расы (белая выше желтой, желтая выше черной и т. д.), то это — обыкновенный расизм.

Если на место рас ставятся этносы или нации, и субординация устанавливается между ними — это этнорасизм.

Если высшими и низшими являются какие-то социальные группы — классы, сословия, касты — то это социорасизм.

Чем ближе к современности, тем чаще предпринимаются попытки разделить людей на «расы» по степени их умственного развития, способностям разного рода, в том числе к творчеству. При этом, конечно, имеется в виду, что все это передается по наследству, «генетически задано». Это, так сказать, высший пилотаж в расизме — психорасизм (имеется в виду, что люди отличаются по параметрам не физическим, видимым, а по психическим, невидимым; но при этом различия все так же генетически заданы и непреодолимы). Однако нельзя не понимать, что любой расизм — это психорасизм. Просто если раньше способности и интеллектуальную одаренность жестко связывали с внешними параметрами (цвет кожи и пр.) или с принадлежностью к какому-то конкретному этносу или конкретной социальной группе, то сторонники «творческого психорасизма» поступают более гибко. Они объявляют «высшими» тех, кто по факту более развит (по результатам тестов, например) или более одарен (по профессиональным успехам).

Первым крупным идеологом расизма был француз Ж.А. де Гобино (1816–1882). В четырехтомном сочинении «Опыт о неравенстве человеческих рас» он всю историю человечества рассматривал, прежде всего, как борьбу между расами, которая вытекает из их биологической природы. В этой борьбе побеждают представители наиболее приспособленных, наиболее совершенных рас. Расы произошли, считал Гобино, от разных прародителей и не равны по своим способностям. Самой низшей является черная. Несколько более развитой — желтая. Высшей и единственной способной к прогрессу является белая, среди которой особо выделяется арийская раса, а элиту арийцев составляют германцы. Именно белыми, а конкретно арийцами, созданы все десять (по счету Гобино) известных в истории человечества цивилизаций, которые рассматриваются им в следующем порядке: индийская, египетская, ассирийская, эллинская, китайская, италийская, германская, аллеганская, мексиканская, андская. Создавая ту или иную цивилизацию, арийцы захватывали области с иным расовым составом. В результате происходило их смешение с представителями низших рас, что вело к вырождению арийцев, потере ими своей первоначальной энергии и, как следствие, к крушению созданной ими цивилизации. Так погибли ближневосточные цивилизации, Древняя Греция, Рим. Вырождению были подвержены в основном низшие слои общества. Аристократы же всегда старались соблюсти расовую чистоту, что позволяло им сохранить и первоначальную энергию. Низшие расы не способны не только создать цивилизацию, но даже усвоить уже созданную высшую культуру. Народы, являющиеся дикими к настоящему времени, навсегда обречены пребывать в таком состоянии.

«Теория» Гобино была очень популярна во всем мире. «Научный» расизм начал расцветать со страшной силой, захватывая все новые плацдармы.

Например, приверженцем социорасизма был русский религиозный философ Н. А. Бердяев, восторженно отзывавшийся о Гобино. «Культура, — писал он в сочинении «Философия неравенства: Письма к недругам по социальной философии», — не есть дело одного человека и одного поколения. Культура существует в нашей крови. Культура — дело расы и расового подбора... «Просветительное» и «революционное» сознание... затемнило для научного познания значение расы. Но объективная незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определенными интересами, но как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование «белой кости» есть не только сословный предрассудок, это есть неопровержимый и неистребимый антропологический факт».

Но расизм продвигался вперед и захватывал умы не только силами философов и идеологов. Свой огромный вклад внесли и представители естественных наук. Вот несколько поразительных «научных» достижений расологии XIX–XX вв. (воистину нет предела человеческому творчеству, когда движителем является настоящая страсть!).

В Луизиане в 1851 году «открыта» новая болезнь рабов — драпетомания (от drapetes — «сбежавший раб» и mania — «сумасшествие» или «ненормальность»). Проявляется эта болезнь — в неестественном стремление раба сбежать.

«Отец американской психиатрии» Бенджамин Раш в 1797 г. «открыл», что черный цвет африканцев вызван особым видом психической проказы, которая делает чернокожих рабов неполноценными. Раш назвал эту проказу «негритянством».

Вот еще одна болезнь — dyasethesia aethiopis (испорченное восприятие). Она оказывает влияние как на разум, так и на тело чернокожих (только!). Симптомами этой болезни считались неподчинение, непочтительные ответы и отказ работать. В качестве «лечения» предписывался каторжный труд. «Открыватель» этой болезни Картрайт утверждал: «Белый человек насильственно принуждает ленивого негра совершать интенсивные физические упражнения, активизирующие легкие, из которых обновленная кровь поступает в мозг и дает свободу разуму»

В 1895 году Альфред Плетц, швейцарско-немецкий психиатр, опубликовал свою теорию расовой неполноценности под названием «Пригодность нашей расы и защита неполноценных». Называя свою философию «расовой гигиеной», Плетц открыто выступал против оказания медицинской помощи «неполноценным». У цветных рас нет ни энергии, ни выносливости, как у белых. «У негритянских детей умственное развитие начинается рано и идет слишком быстро до периода полового созревания, после чего наступают радикальные изменения: их развитие вдруг останавливается, и даже происходит регресс… образование не достигает глубочайших слоев их души».

В 1918 году американский сторонник евгеники доктор Пол Попноу утверждал, что коэффициент интеллекта у чернокожих зависит от количества «белой крови» в них. Чем светлее кожа, заявлял Попноу, тем выше коэффициент интеллекта, а чем темнее кожа, тем он ниже.

В 1923 году доктор Дж. Данстон, британский психиатр и член Комиссии по умственной гигиене в Южной Америке, заявил: «Есть основания полагать, что аборигены, даже из самых лучших племен, скорее всего, относятся к расе, которая по умственному развитию является более низкой по сравнению с нашей…» Доказательства? Да пожалуйста: аборигены «определяют время неточными способами, и, как правило, они не знают, каков их возраст и сколько времени прошло. А в их танцах, которые они так любят, нет изящных движений — важный психологический аспект, который следует тщательно изучить…»

В Австралии расизм практиковался очень своеобразно. Детей от смешанных браков, обычно от матери-аборигенки и белого отца, забирали в государственные резервации, где они находились на попечении белых и где не признавались культура и традиции их предков. В 1921 году в отчете Государственного совета по делам аборигенов отмечалось: «Продолжение этой политики должно, в конечном счете, решить проблему аборигенов» (не напоминает ли это вам, читатель, известные попытки по «окончательному решению еврейского вопроса»?). Конечно же, это был расовый геноцид и, одновременно, попытка привести к «вырождению» расы аборигенов.

Сегрегация аборигенов и жестокое обращение с ними были «оправданы», потому что аборигены «не способны контролировать себя, у них совершенно отсутствует представление о добре и зле», и поэтому они нуждаются в «защите». И так же, как «лечили» беглых рабов в Америке, наказывали и аборигенов — избивали плетьми, как «непослушных детей».

Немецкий психиатр Юген Фишер, соавтор книги «Принципы наследственности и расовой чистоты» (1921), настаивал на уничтожении «негроидных» детей, полагая, что чернокожие не представляют никакой ценности и абсолютно непригодны ни для какой работы, кроме как для «ручных ремесел». «Они [негры] совсем не обладают интеллектом в полном смысле этого слова и, кроме того, лишены умственной творческой силы; их воображение скудно, поэтому они не создали никакого оригинального искусства и не придумали народных мифов и сказаний. Однако у них умелые руки... поэтому их легко обучить ручным ремеслам».

В 1939 году Фишер читал студентам лекции, в которых говорил: «Я не характеризую каждого еврея как неполноценного, подобно неграм…»

А вот цитаты из классика мировой социологии Питирима Сорокина. В своей работе 1927 г. «Социальная стратификация и мобильность», посвященной селекции элит в обществах разных типов, Сорокин выделяет следующие «институты селекции: семья, школа, церковь, а в наше время психологические тесты». В кастовом обществе в качестве инструмента оценки претендента использовалась семья, то есть социальное происхождение человека. «Использование семьи в качестве социального теста и инструмента распределения индивидов, вероятно, все же исторически было установлено методом «проб и ошибок», хотя причины для такого ее использования хорошо известны задолго до Рождества Христова. Этими двумя причинами являются наследственность и образование. Происхождение знатной семьи гарантирует хорошую наследственность и образование; происхождение из бедной семьи чаще означает плохую социальную, интеллектуальную и физическую наследственность, и плохое воспитание». В обществах, где касты разрушаются, чистой крови уже нет, семья нестабильна, допускаются межкастовые браки и разводы, поэтому эстафету селекции лучших перехватывает тандем школы и церкви — его задача не столько научить чему-либо, а выявить талантливых и морально достойных среди «полукровок» с испорченной кровью. В общем, вполне политкорректное и конформистское рассуждение в русле господствующих тогда в США расистских и евгенических представлений.

А теперь достижения тестологии, которая так в России толком и не привилась. Главное достижение этой «науки» — использование тестов интеллекта для обоснования расовых различий. Уже в 20-е годы в США на основе оценок IQ реализуется дискриминация мигрантов из Европы, большая часть которых признается слабоумными и не допускается в страну. В отношении лиц с низким IQ вводятся законы о принудительной стерилизации, которые в некоторых штатах просуществуют до 70-х годов.

В Англии на основе фальсифицированного исследования генетических основ интеллекта Сирилом Бартом вводится система сортировки учащихся в возрасте 11 лет по школам разного уровня, предопределяющей в дальнейшем возможность получения высшего образования. После смерти Барта его главное исследование на однояйцовых близнецах было разоблачено как фальсификация. В послевоенное время бурно развивается генетика, открыта ДНК, расшифрован состав ДНК человека и многих других видов, включая вымершего неандертальца. Но для последователей Барта время как будто остановилось: с теми же выводами о генетической предопределенности интеллекта они публикуют книгу за книгой.

Так, Ричард Линн в переведенной у нас в 2010 году книге «Расовые различия в интеллекте. Эволюционный анализ» утверждает, что человеческие расы существенно отличаются друг от друга. Самые умные — восточные азиаты (японцы, китайцы, корейцы — средний IQ = 105 баллов), потом идут европеоиды со средним IQ, равным 100 баллов, у негроидов — 70 баллов. Даже теория разработана: чем умнее, тем больше голова (или наоборот?!) Вот у негроидов головы маленькие, так как в Африке тепло, все есть, думать особо не о чем — не жизнь, а велфер. Другое дело в северных широтах — одни заботы, голова прямо пухнет, особенно в ледниковый период — мамонта добудь, в пещеру приволоки, так еще гляди в оба, чтобы соседи или неандертальцы не сперли. (Не надейтесь, дорогие читатели, что мы что-то преувеличиваем, так оно все и есть: холод и заботы приводят к увеличению размера головы, следовательно, к росту IQ — такая вот «наука»).

Вот почему судьба Африки южнее Сахары так заботит политиков всех развитых стран мира — дело в том, что, как пишет Линн, IQ в 70 баллов соответствует IQ среднестатистического американского подростка 12 лет. Представляете, не континент, а детский сад какой-то! Друг Линна Раштон так пишет о сложившейся ситуации: «Если верен вывод Линна в его монографии «IQ и мировое неравенство» о том, что IQ в 90 баллов является пороговым для поддержания технологической экономики, то это представляет серьезную проблему...». Вот она — «зарытая собака»: о развитии, тем более о модернизации и не мечтайте, ума все равно не наберетесь — голова-то маленькая! Вот и пришлось развитым странам со средним 100-балльным IQ почти принудительно опекать страны африканские, неразвитые. И помогать им (небескорыстно, конечно), неразвитым, добывать... где нефть, где газ, где уран с тантало-ниобатами. А что поделаешь?..

И так далее, и тому подобное — расизм без конца и без края. И это при том, что ни одно доказательство, предъявляемое расистами во славу своих «теорий», не было подтверждено! А относительно многих было доказано, что это фальсификат или системный артефакт. Но, как пишет российский исследователь расизма Владимир Малахов, «сколь бы явно ни противоречила эмпирия основным допущениям расизма, это ни в коей мере не влияло на убежденность расистов в своей правоте. Движущая сила расизма лежит не в интеллектуальной, а в политической плоскости, его аргументы черпаются не в сфере науки, а в сфере идеологии. Мотив активности расистов — легитимация господства...».

Почему же расизм так живуч? По всей видимости, потому что (и это мы уже обсуждали) расизм — единственный способ легитимировать и оправдать убийство и людоедство. А это так необходимо каждому настоящему капиталисту! Вот представьте себе, что вы американский капиталист, владеющий заводом по производству детских игрушек. Вы можете платить рабочим, а можете нанимать их бесплатно на «испытательный срок», потом выгонять и брать новых. Что, нехорошо так делать? Нехорошо это только в том случае, если эти рабочие — люди. А если это «желтые косоглазые обезьяны» — то можно! И игрушки можно производить из разной пластмассы: из дорогой, но безопасной, или из совсем дешевой, но радиоактивной. Какую пластмассу вы выберете? Если рабочие — косоглазые обезьяны, а потребители — например, немодернизируемые тоталитарные русские? Догадайтесь с трех раз. А если игрушки поставляются в США? Ответ другой, не правда ли? Или пусть вы китайский капиталист, взявший в России в аренду землю для выращивания сои. Вы можете выращивать сою экологически чистую, почти без удобрений... но это потребует от ваших китайских рабочих большого труда. А можете выращивать сою практически ядовитую, засыпая ее огромным количеством удобрений и гербицидов — это много дешевле и не требует таких усилий. Какую будете выращивать? А в зависимости от того, куда вы ее продаете. Если своим в Китай — то чистую, а если русским — то ядовитую. Наконец, пусть вы наш, отечественный, новый русский капиталист, строитель. Кого вы наймете на стройку: российских профессиональных строителей, которым придется платить нормальную зарплату, предоставлять нормальное жилье, соблюдать технику безопасности, использовать технику, или плохо обученных таджиков, которым можно платить в 10 раз меньше, селить по 20 человек в одной комнате, не арендовать технику — они все на своем горбу подымут, и забыть о технике безопасности? Тут, наверное, и одной попытки достаточно.

Наконец, последний вопрос. А что это все такое, если не убийство и людоедство?

Возможно, кому-то может показаться, что неправомерно все время педалировать именно людоедскую направленность расизма. Возможно, кто-то думает, что все эти разговоры про право на убийство и легализацию каннибализма — громадное преувеличение. А «на самом деле» люди, имеющие расистские предрассудки, просто добросовестно заблуждаются.

Что на это можно ответить?

Наверное, можно было бы поверить в «добросовестные заблуждения» во времена античности — когда еще совсем недавно расставшиеся с первобытным строем греки могли считать живущих за горой или за морем не вполне людьми по причине их других обычаев, других богов или другой одежды. Однако древние греки, судя по всему, расистами не были. То есть они совсем не считали, что, например, персы — отличающиеся от них по всем видимым параметрам — менее люди, чем они. Соответственно, «добросовестных» заблуждений у них не было.

Зато были, так сказать, недобросовестные. Грекам нужны были рабы. Как известно, Аристотель считал существование рабов необходимым условием существования свободных людей, граждан. Чтобы граждане могли заниматься своим основным делом — управлением полисом, должны быть рабы, которые будут производить все необходимое для жизни, то есть работать за свободных. И... вследствие этой «необходимости» Аристотель считал, что есть люди, которые природой предназначены быть рабами. А война, по Аристотелю, это «охота, которая позволяет добыть людей, созданных для послушания и отказывающихся подчиниться». Таким образом, уже древние греки не заблуждались: они считали, что раз им нужны рабы, то варвары природой созданы быть рабами (а не что варвары, очевидно, недоразвитые, поэтому их никак не используешь иначе как рабами — это было бы более-менее «добросовестно»). Вот, например, Эзоп... который явно был много умнее своего хозяина и, скорее всего, мог значительно успешнее его участвовать в управлении полисом... Однако он был варваром, то есть был создан для того, чтобы быть рабом. А как иначе?

Ну, еще, если напрячься, можно было бы поверить в «добросовестные заблуждения» каких-нибудь испанских конкистадоров или португальских колонизаторов. В большинстве это были люди весьма темные и грубые, многие, как сейчас говорят, с криминальным прошлым. Встретившись с людьми, разительно внешне отличающихся от них самих, они могли, наверное, «добросовестно» думать, что это не люди. Однако история показывает, что в этом случае дело нечисто.

Колонизаторы Южной Америки в погоне за золотом осуществляли настоящий геноцид индейцев — иначе это не назовешь. И расизм им был нужен исключительно для самооправдания: как иначе можно считать себя христианином и убивать людей сотнями? И было решено, что индейцы — не люди или не вполне люди, а если и люди, то неполноценные. То есть расизм совсем не был «заблуждением», связанным с необычностью внешнего вида индейцев. Расизм был сразу выдвинут как теория, которая оправдывала именно те способы колонизации, которые реально применялись. По сути, расизм стал практической идеологией колониализма. И уже много позже его постарались «правильно оформить» — то есть научно обосновать. В результате расизм был, так сказать, генерализован, а все человечество было поделено на тех «настоящих людей», которые в силу своего превосходства (умственного, культурного, цивилизационного) природой предназначены господствовать, и на «не совсем людей», которые в силу своей недоразвитости (интеллектуальной, культурной, цивилизационной) природой предназначены подчиняться.

Таким образом, даже в древние и средние века расизм (хоть тогда еще и ненаучный) был совсем не следствием «добросовестных заблуждений» наивных людей, столкнувшихся с иначе выглядевшими и иначе себя ведущими «тоже людьми», а вполне себе идеологиями, специально сконструированными для того, чтобы разрешить бесконтрольное убийство и эксплуатацию (то есть людоедство) этих «тоже людей».

Тем более невозможно вообразить такие «заблуждения» в наше время. Ведь трудно представить себе что-нибудь более развенчанное, более дискредитированное и дискредитировавшее себя, более морально неприемлемое, чем расовая теория и идеология расизма. За прошедшие с момента появления «научного» расизма полтора века эта «теория» бесчисленное количество раз была полностью и по частям опровергнута, в научном плане она не выдерживает совершенно никакой критики. Однако это не мешает расизму возрождаться вновь и вновь — и в новых, и в старых обличьях, временами становясь просто-таки модным течением в науке и публицистике. Это особенно удивительно в таких странах, как Россия, которым пришлось в своей не такой уж далекой истории столкнуться с, так сказать, «практическим расизмом». И победить его — как победил СССР во время Великой Отечественной войны.

Во время и после войны многие в Советском Союзе мучительно думали о том, как Германия и немцы «дошли до жизни такой». Вот, например, писатель Константин Симонов в конце войны специально встречается в Германии с простыми немцами, разговаривает с ними, пытаясь понять, что же произошло. В своих «Дневниках писателя» он пишет:

«Вздором было бы, конечно, считать, что сами немцы потеряли все человеческое. Вовсе нет. У них в абсолютной сохранности все нормальные человеческие чувства по отношению к своим, к немцам. И среди них, наверное, не больше садистов или прирожденных убийц, чем во всяком другом народе. И среди них достаточное количество добродушных, сентиментальных, мягких людей. Но все это проявляется по отношению к людям, то есть к немцам. И в этом-то и заключается самое страшное — они за годы войны мысленно поставили нас вне пределов действия человеческих законов. Никто не назовет садистом или убийцей человека, который из восьми родившихся у суки щенят потопит шесть. Но в фашистской Германии попробовали перенести эту процедуру на нас, на человечество, расположенное за ее границами. И я думаю о том немце, который с нами, людьми других наций, поступал, как с этими щенками, и перетопил бы всех, кого считал нужным, если бы победил. А сейчас он лишен этой возможности. Почва фашизма выбита у него из-под ног, и он опять кажется мне вполне нормальным человеком. Но в то же время хочу и никак не могу отделаться от чувства: а вдруг, если бы он и сейчас мог, он бы и сейчас перетопил?»

Здесь очень ясно видны те «потребности», удовлетворению которых служит, в данном случае, немецкий фашизм, а вообще — любой расизм. Это именно «потребность» в оправдании убийства. И очевидно, что удовлетворить ее может только тот или иной расизм, объявляющий какую-то группу людей «не людьми» — в силу причин, о которых мы уже много раз говорили: табуированности убийства в человеческой культуре.

А вот как, по мнению Симонова, эта «потребность» и фашизм как способ ее удовлетворения внедрялся в сознание немцев:

«Все, что я до сих пор слышал и видел на войне, говорит мне о том, что гитлеровская пропаганда вся, от начала и до конца, построена на эксплуатации всех самых грубых и темных инстинктов, живущих в человеческой душе. Во все эти уголки человеческой души, в которые можно было бить наверняка, Гитлер бил, и бил очень точно.

Гитлер стремился к тому, чтобы германская нация в целом ощущала себя как высший и эксплуатирующий класс по отношению ко всем остальным нациям, с которыми она вела войну…

Безусловно, отнюдь не всякий немец был сторонником расовой теории. Но, чтобы разобраться в происшедшем, представим себе такую абстрактную ситуацию. Возьмем население какого-нибудь города и объявим, что все, кто живет на любой его улице в доме номер пять и в домах с номерами, кратными пяти, есть самые лучшие люди на свете, которым все позволено, которые должны господствовать и которым все остальные жители всех остальных домов должны подчиняться, отдав им все свое имущество или большую часть его.

Если мы назойливо будем повторять это людям, живущим в домах с номерами пять и кратными пяти, если мы будем повторять это им год, два, три года и при этом внедрять в них, что, если они поверят в эту теорию господства и поддержат ее, — им будет дана практическая возможность в конце концов подчинить себе всех людей, живущих во всех домах с другими номерами, то низменные человеческие инстинкты в конце концов могут возобладать. Под влиянием этой пропаганды господства жители домов под номерами пять и кратными пяти могут почувствовать себя вправе при помощи вооруженной силы подчинить себе людей, живущих в других домах, уже убежденно считая себя к этому времени высшими существами по отношению к ним.

Так в этой придуманной мною абстракции выглядит для меня история того, что произошло в Германии при Гитлере».

То есть целью является господство и «осознание» «естественности» права на господство. А средствами осуществления является сила (то есть в пределе — убийство). А способом внедрения этих идей — о естественности права на господство — в массы является «эксплуатация всех самых грубых и темных инстинктов, живущих в человеческой душе».

Но, может быть, описанная Симоновым «абстракция» — это не пример расизма, а таки только абстрактное рассуждение? — спросит читатель, упорно стремящийся сохранить нетронутой свою наивность и пребывать в иллюзии «добросовестных заблуждений». Ведь в самом деле, ну какое отношение имеет номер дома к качествам людей, которые в нем живут? То ли дело очевидные признаки — цвет кожи, например, или форма носа. Причем «наши» все, например, с белой кожей, а вот эти все — с какой-то цветной. Это же бросается в глаза! И это же ненормально! Раз они так отличаются от нас внешне, значит, и внутренне отличаются — это очевидно. И причем тут расизм?

Этот читатель будет почти что прав. Действительно, внешне люди довольно сильно отличаются. Собственно, расы, с точки зрения антропологии, это как раз группы (большие) людей, имеющие определенный набор передающихся по наследству морфологических (то есть связанных с формой тела и его частей, то есть видимых) признаков. Как то: цвет кожи, форма волос, носа, губ, цвет глаз, строение век... и пр. и др. Этот набор признаков «роднит всех людей, принадлежащих к той или иной расе, и одновременно отличает их всех от людей, относящихся к иным расам». Безусловно, расы существуют. И эта констатация — еще не расизм.

«Расизм начинается лишь там и тогда, где одна из рас объявляется высшей, а остальные — низшими», — пишет выдающийся советский и российский историк и этнолог Ю. И. Семенов. И это тоже есть факт, как и существование рас. И вот здесь уже нет и не может быть места никакой «наивности» и никаким «добросовестным заблуждениям». Как только какая-либо группа людей объявляется высшей (неважно, почему: по причине «голубой крови», более высокого IQ, белой кожи, мешка денег или номера дома, кратного пяти), а остальные люди — низшими, это — расизм. Со всеми вытекающими — вплоть до Освенцима.

Продолжение следует.

Юлия Крижанская, Андрей Сверчков