Вшестером

Знаешь, мать, я пишу тебе прямо, границы -
Метров триста до фрицев, поди.
Жму перо посильней, чтобы от боли забыться;
От мороза не чую руки.

Знаешь, рядом со мной пять девчушек кудрявых,
Только-только со школьной скамьи.
Беззаботно-веселых, задорных смутьянок -
А уже без родных и семьи.

Им, наверное, годочков по двадцать не будет,
Ишь, глядят - словно режут насквозь.
Им бы платье в горох да колечко на блюде,
Только что-то, увы, не срослось.



Пять, четыре, два, ноль... Это годы до ада -
Оглянусь, не осталось совсем.
Пять девчушек все так же ровнехонько, рядом,
Схоронилися в русской земле.

А вокруг - тишь и топь. А ведь я только понял,
До чего же здесь зори тихи.

Глухо стукнул приклад, и у краешка топи
Поддались под ногой лопухи.
Фрицев только пяток - втрое меньше, чем было,
Я один (посчитай, было шесть).
Задрожала земля и прогнулась могилой.
Все. Финал. Нет, я должен успеть!

Мне б еще автомат и патронов с десяток,
И секунд на последнюю прыть.
Грянул выстрел в кустах, и свело меж лопаток
От дурного желания - жить.

~~~

Здравствуй, сын. Как дела? Ты надолго? Едва ли...
Вопь-озёра? Да как же не знать.
Да, сынок, было время, и там воевали.
Те, кто просто не мог воевать.

Да, не мог - не сдержал, не сумел, не осилил,
Шел с трудом и стрелял как-нибудь.
Просто ношу свалили совсем не по силам
На худую по-девичьи грудь.

Ничего. Это просто нахлынуло, знаешь;
Батька твой, видно, нынче старик.
Только боль почему-то совсем молодая:
Видеть я до сих пор не привык
Там, в кустах, у реки, пять могил безымянных,
По кресты уходящих во мхи.


Здесь закат, словно смерть - красномордый и пьяный...
Только зори - как прежде - тихи.