И небо инеем покрылось будто мурашками

Небесной тенью с жаждой мести
Она из сумрака спускалась.
И гасло солнце, тихли песни
И сердце с молнией сливалось,
Она несла в руках, в пеленках
Завернутый тяжелый камень,
Как будто своего ребенка
Сухими, серыми руками.
Она не пела, не смеялась
И вся была как мертвый голем.
Она из сумрака спускалась,
Из страха, пустоты и боли.
Не видя ничего, что рядом:
Сухой листвы, тумана, веток,
С покойническим тусклым взглядом
Она несла в пеленках детку.
Она не помнила, что было.
Лишь страх, обида, боль, печали.
Все, что прошло, она забыла,
Как будто бы ее сломали.
Сломали и забыли прежней:
Глаза как звезды или птицы,
Ее улыбку словно солнце,
Ее волшебные ресницы.
Она смеялась раньше, пела,
Она кричала что есть мочи
О том, чего тогда хотела,
О том, чего сейчас не хочет.
Тогда в руках несла не камень,
А искру в золотых одеждах,
Небесный тихий ясный пламень,
Который звали все Надеждой.
Да и она была другая.
В ее глазах не было боли
И пустоты. И ее звали
Давно когда-то все Любовью.
Но что же с ней такое стало?
Жила со страхом и в оглядку.
Потом от этого устала,
Глаза потухли, сердце всмятку.
Потом никто ее не видел,
Земля остыла, сердце тоже
И небо инеем покрылось,
Будто мурашками по коже.
Давно она не появлялась.
Любовь забыли и Надежду,
А с ними и улыбку, радость..
И все уже не так, как прежде...
Но вот, поняв вконец, что хватит
Жить в пустоте обид и боли,
Спать на полу вместо кровати,
Она выходит в свет, на волю.
Но руки сморщенны и серы
И в них всего лишь камень черный,
В душе ни радости, ни веры,
А только стон и плач покорный.
Нет. Не вернуть всего как прежде.
Обидели-иди подальше.
Не воскресить уже надежду.
Брось, уходи. Не надо фальши.
Вокруг все серо, тускло, тихо,
Листва, туман, темно так, страшно.

Не поминайте Ее лихом...
В одну реку не входят дважды...