Самосуд

 В прихожей что-то с шумом упало на пол.
Тёща вздрогнула, крепко сжав ручку сковородки, и замерла в ожидании.
- Зятёк припёрся,- догадалась она.
- Где дневальный? – прохрипел пьяный голос зятя,- почему нет порядка в казарме?
- Это Мирослав? – взволнованно спросила Оксана.
- Да, твой Буйнослав явился, - съязвила тёща и добавила, - готовься к бою.
- Не слышу доклада, - взвинчивая себя, кричал Мирослав.
  Разглядывая своё отражение в зеркале, он представлял себя ротным командиром. Затем, покачиваясь, сделал несколько шагов от зеркала, заглянул в комнату.
- Рядовой Ксюха! – позвал он жену, - как встречаете старшего по званию?
- Я здесь, Славик, - дрожащим голосом произнесла молодая женщина, выходя из кухни,- торопилась приготовить ужин к твоему приходу.
- Это хорошо! – одобрил Мирослав, продолжая играть роль ротного командира, - но…
Он бросил тяжёлый взгляд на свежее пятно на халате жены и сразу же спросил:
- Когда последний раз сдавали в стирку форму? Я спрашиваю! Отвечайте же рядовой Оксана!
  Не дожидаясь ответов, он беспрерывно задавал вопросы, наслаждаясь своей игрой.
Иногда заигрываясь, он мысленно жалел, что не стал офицером. Падал в кресло, закрывал глаза и в полусонном состоянии продолжал отдавать пьяные команды.
  Может быть, в училище и сделали б из него боевого командира, но учинённая им на первом курсе драка, навсегда сожгла его мечту, а уж потом пришлось проходить службу в армии рядовым.
- Слава! – пыталась что-то сказать мужу Оксана, - Славунчик!..
- Где сержант? – перебил жену Мирослав и пустился склонять тёщу, - до каких пор, - продолжал он, - здесь будет царить дедовщина?
  Размахивая руками, Мирослав заметно повышал голос.
- Да я,- возмущался он,- эту красавицу прошлого столетия!.. Под трибунал!..
- Как ты можешь так о моей мамочке?..
- Подумаешь, страусиная грудь, танк в юбке, бедро бегемота!..
- А ты?- не выдержала жена,- орёл-свиные перья.
- Это у меня свиные перья?..
  Он грубо толкнул жену в плечо и тут же, неожиданно, рухнул у её ног, сражённый уверенной рукой властной тёщи, которая после удара с торжествующим видом положила сковородку на грудь поверженного зятя.
- Дочка, не теряй времени, - сказала она, - звони сейчас же участковому.
  Оксана дрожащей рукой набрала номер.
- Николай Николаевич, - жалобным голосом обратилась она к милиционеру, - приезжайте, пожалуйста… Мирослав снова…
  Не прошло и десяти минут, как страж порядка забрал дебошира.
- Ну, что ж, Мокренко, - обратился к Мирославу участковый, - на просьбы и уговоры ты не реагируешь, придётся за содеянное расплачиваться…
Пятнадцать суток были тяжёлым испытанием для несостоявшегося офицера. Ему хотелось услышать ласковые слова Оксаны, откушать любимых вареников, которые получались у жены значительно вкуснее, чем у тёщи. Да и другие блюда всегда приводили в восторг неблагодарного гурмана.
  Мирослав мысленно раскаивался, обещал себе не пить, найти какое-нибудь занятие, которое б отвлекало его от глупостей, но, вспоминая тяжёлую руку тёщи, вздыхал и пересчитывал горькие дни заключения. За полмесяца он достаточно истощал. Обида занозой сидела в нём и не давала покоя. Он решительно был готов простить Оксане, но тёща…
- Как быть с этой бабой? – спрашивал он себя, - Наполеоном меня называет, маньяком с замашками садиста.
  Тёща действительно не питала добрых чувств к зятю.
- Я этому Бонапарту, - говорила она, - быстро найду остров Святой Елены.
  Подогретое обидами сердце, пылало местью, которая всё-таки зрела и ждала реализации.
- Ну, что ж, граждане женщины, - после полумесячной разлуки вместо приветствия при встрече вырвалось из уст Мирослава,- за содеянное вам придётся отсидеть пятнадцать суток.
  И, грубо подхватив под руки жену и тёщу, насильно затолкал их в погреб.
- Не помрут,- подумал он, - освещение и еда там есть.
Но униженное достоинство женщин, особенно тёщи, не позволяло смириться с происходящим. Первые сутки узницы молчали, не находя нужным разговаривать с обидчиком. Но Мирослав и не думал менять сценария. Он открывал погреб и настойчиво требовал называть фамилии. Потом притворно сочувствуя, спрашивал за что сидят. Не дождавшись ответа, парень закрывал погреб, а через некоторое время, вновь повторял процедуру.
- Тебе что, я сковородкой память отшибла? – спросила тёща на вторые сутки после заключения,- уже и фамилии не помнишь?
Не обращая внимания на язвительную реплику, он продолжал чинить «правосудие». На третьи сутки заговорила жена.
- Фамилия? – сухо очередной раз спросил Мирослав.
- Мокренко, - робко ответила Оксана.
- Мокренко! – с пафосом повторил «судья», - сочувствую, но посетителей к вам не было, не было и передач.
И вновь, то закрывался, то открывался погреб, напоминая злоумышленнику процедуры в КПЗ.
Обеспокоенные отсутствием женщин, соседи поинтересовались у Мирослава, почему давно не видно ни жены, ни тёщи?
Они уехали на курорт, - отвечал односельчанам парень, - слышали о таком санатории – «Матери и ребёнка»?
Привыкшие к чудачествам парня, соседи учуяли беду и заявили участковому. Николай Николаевич не заставил себя долго ждать. Уже через полчаса узницы были освобождены, а обидчик, взят под стражу.
На глазах у всех жителей села милиционер вёл новоиспечённого Линча.
- Ты что же это, Мирослав, натворил? – заговорил с ним участковый, - кто тебе позволил чинить самосуд? И сколько же ты собирался их там держать?..
- Отсидели семь, - неохотно выдавил из себя парень, - а должны были – пятнадцать…
- То, что не досидели, не огорчайся, - успокоил его по-своему  страж порядка,- восемь суток досидишь за них ты, я гарантирую.