Рыбак и чайка

Чайки ткут над Байкалом узоры,
Об ушедших тревожно кричат,
Осуждают их мудрые горы,
Много знают, но гордо молчат.
 
Наш дружок – костерок догорает.
Пляшут тени ушедшего дня.
Грань реального с грёзами тает.
Хорошо у живого огня.

Мой напарник – в  рыбалке бывалый,
Прибайкалье ему – родной дом,
Распахнув душу водочкой шалой,
Говорит, говорит о былом…

Мне запомнилась мудрая байка,
Немудрёным поверил словам,
Героиня в ней – серая чайка.
Пересказ  вам о ней передам.

*   *   *    *   *   *   *   *   *   *
Баргузин ту ускорил находку.
Грёб рыбак. Даже плащ его взмок.
Неожиданно плюхнулось в лодку
Чудо в перьях – писклявый комок.

За спасеньем нырнул к человеку,
Обессилев под ветром вконец,
Как щурёнок в желанную реку,
Гордой чайки голодный птенец.

«Не до гордости мне. Привечай-ка», -
Своим видом хотел он сказать.
Принял в дом, отогрел рыбак чайку,
Стал на промысел с ней выезжать.

И гордился рыбак своей чайкой,
Хоть вокруг диких был караван,
Птица стала хитрющей хозяйкой
И делила улов пополам.

Рыбаки ее звали Марфушей.
Марфа имя своё приняла,
Поняла и рыбацкую душу:
И свою только лодку ждала.

*   *   *    *   *   *   *   *   *   *
В октябре, когда лето чуть тлело,
Обезлюдел рыбацкий причал,
Чайка в стае на юг улетела,
Рыбаку свою грусть прокричав.

Злилась зимушка – ведьма седая,
И морозец под сорок трещал.
А рыбак наш, весну поджидая,
Иногда выходил на причал.

Торопил в мыслях славное лето,
Наяву видел тощий закат,
Даль, что в саван роскошный одета,
Да ворон, что к ненастью кружат.

*   *   *    *   *   *   *   *   *   *
Но вот тронулись первые льдины.
И рыбак наш уже тут как тут.
Солнце тонет в разводьях глубинных.
На душе – незабудки цветут.

Появились и первые чайки.
Вот красавица в лодку летит,
Простонала: «А ну, угадай-ка,
Что за счастье к тебе так спешит!»

Закружились и море, и суша.
Повлажнели «от ветра» глаза,
И рыбак прошептал: «Ты, Марфуша?
Здравствуй, здравствуй, моя егоза!»