Какой криптомерией мерите...

Мертвеем мы в известной Раме мере,
                не в рамах суть,
поранил рот о кротость криптомерий,
                не обессудь,

составят акт, коты изучат рану,
                факт на лице,
варан представит выводы барану,
                хор панацей

посудной лавке сообщит негромко:
                “Визит слона
весьма возможен, на полу соломка
                мешкам смешна.

Смешки смешками, но акционеры,
                включая мышь,
скверн не бегут, избрав как символ веры
                “Шумел камыш”.

А сквер разбит, как губы и посуда,
                до дня суда
сто сорок лет, войдут в порядке чуда
                в пролив суда.

Чужая речь, рачительность верблюда
                в горбах журчит
для пересохших уст простого люда
                да их Кончит.

Внесёт поднос со свежей телеграммой
                литой лакей,
мадаполам соперничает с ламой,
                с Nasdaq Nikkei.

Но коленкор вернёт корону шерсти,
                знай свой шесток,
в толпе толкуют о магнате Херсте,
                горит восток.

Росток окрасит ткани хлорофиллом,
                а рот кровит,
что нам поможет, хитрым, рыжим, хилым,
                не аквавит.

Островитянин, зашищай проливы
                и рубежи,
потише пой: “Мои лиловы сливы,
                ловки ежи”,

звук над водой, распространившись скоро
                не без следа,
качнёт радар, сардар разбудит вора,
                словчит слюда,

достигнет слух не рыжих, так соловых,
                ежей в костёр,
сотрут твой след и в хрониках ни слова,
                сквозь строй сестёр

протянут нить, узлы солгут послушно,
                устам печать,
из сердца вон, природа равнодушна,
                кустам смолчать

не привыкать, тростник кротом подучен
                не шелестеть,
поднимут флаг над садом тучных дуче
                и на шесте.

Криптомнезия украшает память
                своей bijou,
мы предаёмся злу, не зная сами,
                и грабежу.

На Бежин луг под бежевостью пледа,
                себя держа
с надменностью опасного соседа,
                живот вбежал,

трясясь, дрожа, пока его хозяин
                сенатор, столп,
извлечь пытался ноги из окраин,
                под хохот толп.

Бостона толки, виста и макао,
                иль просто ложь
мешают мне с утра макать в какао
                шестой бриошь.

Гаражных сплетен масляная ветошь
                шуршит в ушах,
вернись в Сорренто far niente, нет уж,
                клиенту шах.

О малышах, бравирующих матом,
                оферту строф
кропая лимфой, я примкнул к приматам,
                оставив дроф.


Soundtrack: Nathalie Dessay, Leo Delibes, Lakme,  Ah!... Par les dieux inspiree.