Ictum angustiarum...

                “Я утомлен, Рашель, я утомлен”.
                Витезслав Незвал.

Не в тупике тупейный жил художник,
                верь, вернисаж,
но у реки, где редок подорожник,
                а хлопья саж

взлетают вверх, на верфи варят мыло
                из свежих кож,               
мы помним всех, кто прядает уныло
                ушами, гож

кожевник Жак (не Жан, зрачком читаем,
                а не ногой),
мы не в ладах с окутанным Китаем,
                ведь он другой.

Со всей пургой, что мы несём всечасно,
                не совладать,
мой робкий глас, прерывистый и частный,
                куда подать.

Ведь на беду с трудом кладётся штопка
                на кружева,
пускай в аду неугасима топка,
                душа жива.

От кромки сред до макраме субботы
                всего три дня,
а вы опять свалили все заботы
                не на меня.

Здесь пятниц семь до перспективы лязгнуть
                среди зимы,
замёрзнут все, и труженик, и праздный,
                и с ними мы.

Консенсус есмь, и Фаренгейт, и Цельсий
                пророчат хлад,
не раритетен паритет, хоть взвейся,
                хоть режь салат.

Не целься в лоб, возьми на ярд пониже,
                пролейся, кровь,
унижен я и больше не увижу,
                как жжёт любовь. 

Оно и лучше, вечные ожоги,
                повязки, мазь,
ведь я и так страдаю от изжоги,
                когда взялась

судьба за гуж и гастроэнтеролог
                примат в ряду,
я осознал, что век и впрямь недолог,
                и на роду

мне есть стекло, мой жребий кривоватый,
                как бумеранг,
вернул меня к подушке, стекловатой
                повысив ранг

до drang nach Abyss, Апис пёсик Птаха,
                хотя и бык,
на подоконник залетает птаха,
                кот на дыбы.

Звезда котов плывёт по океану
                под телом Нут,
пред бастионом не бастуйте спьяну,
                не то примнут.

Когда у Баст критическое время
                и злоба дня,
беги в Багдад, вдевая ногу в стремя,
                и жди меня.

Я не замедлю встряской тронуть ряску,
                верстая срок,
которым мы промериваем краску,
                кромсая дрок.

Как кровожадный и пигментный траппер,
                к тому ж пигмей,
он вытесняет при застолье каперс
                и охрист, змей.

Вплывёт в овин безденежный пейзанин
                и рявкнет: “Schnell!” ,
ведут козлы в злокозненной Рязани
                ко злу тоннель,

в нём прах и пыль, ни света, ни надежды,
                но рака зрак,
не зря в нём строят грязные невежды
                чумной барак.

Лежанка жил, во лживости предместий
                ты старожил,
вези меня туда, где будут вместе
                все, с кем во ржи

плутал средь лета, путался, пугался
                и голосил,
менял и курс, и отклоненье галса
                от ос оси.

Из тупика возьми не слишком влево,
                прилив упрям,
за хлевом хлев, нет выхода из хлева
                помимо ям.

Морская гладь, бурление теченья
                и пены вздор,
не по себе от львиного леченья,
                но в лаве двор.

Дворня двояка, Янус мыслит минус,
                а синус плюс,
“Направлю всех на отмель, как на мину,
                и утоплю”,  –

глаголет лаг, огульной глоткой лгущий,
                лужёный линь
спряжённым тросом обегает гущу,
                а мы шалим.

Нас извергает на поверхность места,
                ввергает в дым,
прессует тесто скоростное presto,
                снуёт ходы.

Мы ловим блох, мышей, пищим, злословим,
                валяем дур,
любой намёк на мёд в полёте ловим,
                когда в саду,

гуденьём пчёл наполненном от кроны
                и до корней,
трясётся твердь и догорают троны
                дурных парней.

Я утомлён, Рашель, тупик тупицей
                меня взрастил,
мой ум глумливый прокололи спицей,
                adieu, прости…


Soundtrack: Glenn Gould, J. S. Bach, Keyboard concerto no. 5 BWV 1056 –  Presto.