Ростовская Мурка стала событием года

Книга донского писателя и филолога наделала шороху в литературном мире

журнал "Большой Ростов", март 2011



НАША СПРАВКА:
 АЛЕКСАНДР СИДОРОВ, он же Фима Жиганец, выпустил скандально знаменитый сборник переводов классической поэзии на воровской жаргон «Мой дядя, падло, вор в законе» (1995, 1999), очерки об уголовных словах и выражениях «Жемчужины босяцкой речи», ряд сборников блатных и лагерных песен с комментариями. Песни на тексты Фимы исполняют Михаил Шуфутинский, Александр Заборский, Константин Ундров, Михаил Волош и другие.

Александр Сидоров выпустил также двухтомник об истории воровского движения – «Великие битвы уголовного мира», «Словарь блатного и лагерного жаргона. Южная феня», в Лондоне на английском языке - энциклопедию блатных татуировок, а в октябре прошлого года московское издательство «ПРОЗАиК» представило его уникальный труд «Песнь о моей Мурке»  – исследование блатного песенного фольклора. Сидоров занимается также традиционным литературоведением: очерки о «Мастере и Маргарите», работы в области пушкинистики, языковедческие исследования публикуются в российских и зарубежных изданиях.
............

Имя Александра Сидорова достаточно известно не только в России. Журналист, филолог, исследователь истории, жаргона, субкультуры уголовно-арестантского мира России. В октябре прошлого года московское издательство "ПРОЗАиК" представило его уникальный труд - "Песнь о моей Мурке" - исследование блатного песенного фольклора.


-Александр, поводом для нашей встречи стало приятное событие: еженедельник «Книжное обозрение» назвал вашу «Песнь о моей Мурке» событием года. Согласитесь, это звучит весомо…

-Ну да. Перефразируя Максима Горького: «Мурка» - это звучит гордо (смеётся). На самом деле не стоит переоценивать подобные отзывы. Это – не «нобелевка», не Буккер и не Большая Книга. Приятно для самолюбия, но карман не оттягивает.

-Но вообще-то вас многие считают одним из самых успешных писателей, представляющих сегодня Тихий Дон в целом и Ростов в частности.

-Это как посмотреть. Самый успешный, разумеется, Данил Аркадьевич Корецкий. Я, конечно, пожаловаться на отсутствие интереса к своей персоне и трудам не могу, однако между известностью и популярностью – огромная пропасть. Да, и книги мои довольно регулярно выходят, и интервью со мною в СМИ, и на экранах ТВ время от времени появляюсь. Последний раз – 23 февраля в документальном фильме «Сучья война» о воровской резне 40-х – 50-х годов прошлого века. Хотя документальным его назвать язык не поворачивается… И всё же я – не Донцова, не Пелевин, не Сорокин и даже не Осксана Робски (смеётся). 

-Ну, если вас сложить с Фимой Жиганцом – может, посоперничаете?

-Не ставлю перед собою цели с кем-либо соперничать. У меня другие интересы. Главное – творчество. Надо успеть сделать многое из того, чего никто другой написать не в состоянии. Уникальные исследования в области языковедения, литературоведения, криминальной истории и культуры, не говоря уже о художественных произведениях. Это – главная жизненная задача. А известность прилагается в качестве «нагрузки». Как в советское время в магазинах к дефицитным товарам: скажем, к докторской колбасе – две банки кильки в томате…

-То есть популярность для вас что-то вроде кильки в томате?

-Стремиться надо не к ней. Для художника в любой области творчества есть одно непреложное правило – если он действительно настоящий творец, а не любитель «рубить бабло». Оно давно сформулировано гениальным Борисом Пастернаком, который писал, что «быть знаменитым – некрасиво, не это поднимает ввысь».

-А что же поднимает?

Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

При этом известность необходима для того, чтобы результаты твоих трудов не остались лежать под спудом. И, естественно, приносили определённый доход, необходимый для продолжения работы.

-Тогда перейдём именно к вашему творчеству. Вы прежде всего и в основном известны книгами, статьями, исследованиями в области русской криминальной истории и субкультуры. Будем откровенны: тема интересная и важная, однако интересна она далеко не всем. Чем же таким выделилась ваша новая книга, которая посвящена истории «великих блатных и уличных песен», раз её назвали событием года?

-Не скажу, что для меня это стало большой неожиданностью, но всё же… Видите ли, моё исследование, по сути дела, является уникальным для российского книжного рынка. Поэтому многие если и не испытали определённый «культурный шок», то, во всяком случае, сделали для себя неожиданное открытие. Оказывается, русская «низовая», уголовно-арестантская песня – это вовсе не грязь, вонь, похабщина, позорное и дегенеративное явление. О ней и обо всём, что с нею связано, можно рассказать увлекательно, неожиданно интересно для любого человека, даже для того, кто этот жанр категорически отвергает. Потому что я обращаюсь не только к тексту самой песни. Всплывают под неожиданными ракурсами события отечественной и мировой истории, политики, культуры, литературы, повествуется о драматических, трагических, смешных и нелепых эпизодах из жизни великих и малых людей… По сути, моя книга – это сборник ярких детективных расследований. Одна из глав так и называется – «железнодорожно-песенный детектив». Это – рассказ о песне «Постой, паровоз, не стучите, колёса».

-Вы обо всех известных песнях поведали?

-Ну что вы! В книгу вошли очерки о 14 песнях. «Песнь» получила такую прессу и так расходится, что издатель тут же заказал мне продолжение. Мне рассказывали, что в Москве книга действительно стала событием. Один из моих знакомых даже застал Александра Проханова в его кабинете за чтением моего исследования.

-До сих пор мы говорили о ваших криминальных исследованиях. Но ведь это – лишь часть ваших творческих и литературных интересов…

-Так получилось, что в своей творческой биографии я повторил в некотором смысле историю Андрея Донатовича Синявского. Вообще-то я к этому не стремился, но так случилось. Синявский был осуждён со своим другом Юлием Даниэлем в 1966 году за то, что публиковал на Западе свои произведения под псевдонимом «Абрам Терц», взяв имя из одесской песенки 20-х годов «Абрашка Терц, карманщик всем известный». Выйдя на свободу и уехав за границу, писатель создавал свои произведения и как Синявский, и как Терц. Всё скандально-уголовное писалось под Терцем, литературоведческое и публицистическое – под Синявским. Так вот уживались в нём два человека. Примерно то же происходит и со мною.

-У Роберта Стивенсона похожий рассказ был, помнится.

-Да, «История доктора Джекила и мистера Хайда». Там хороший доктор временами превращался в маньяка-убийцу (смеётся). Ни у Синявского, ни у меня до такого, слава Богу, не дошло.

-А почему вы-то выбрали себе псевдоним такой? Под влиянием Абрашки Терца?

-Не совсем. Но история похожая. Я написал свои блатные переводы в 1995 году, когда ещё работал в областной газете для осуждённых «Тюрьма и воля». Разумеется, под своим именем публиковать такой опус было невозможно. Нормативные документы требуют бороться с блатным жаргоном, а я его фактически пропагандирую! Пришлось искать литературную маску. Возможно, где-то в подкорках и сидел пример Синявского, хотя я тогда над этим не задумывался. Жиганцом назвался потому, что на жаргоне жиган – отчаянный, «горячий», безбашенный уголовник. Ну, а я – бледное его подобие (снова смех). А имя – от деда по отцу, Ефима Матвеевича.

-И всё же расскажите немного не о трудах Жиганца, а о творчестве Сидорова. Нельзя позволить литературной маске торжествовать над её создателем.

-«Песнь о моей Мурке», кстати, подписана именно Сидоровым. Но вообще в студенческие годы на факультете филологии вряд ли кто-то мог предположить, что Саша Сидоров станет «певцом уголовщины». Я был эстетствующим студентом, писал стихи, занимался классической литературой, философией, переводил с немецкого. Меня даже называли коротко Сид – был такой герой испанского рыцарского эпоса «Песнь о моём Сиде». Улавливаете влияние на мою новую книгу? Ну, а потом я попал в газету для осуждённых, 18 лет занимался изучением этой среды – и особенно удивительного, замечательного «низового» языка маргиналов. Однако никогда не оставлял творчества, которое не касалось «колючки». Это касается и пушкинистики, и булгаковедения, и интереса к Шекспиру – прежде всего, к «Гамлету».

-А что со стихами?

-Стихи мои публикуются в довольно солидных изданиях – «Московский вестник» (журнал СП Москвы), «Литературная газета», «Таллинн», «Русский колокол», выходят в сборниках. Отдельной книгой выходил сборник моей иронической поэзии и переводов немецких эпиграмм. Как поэт я популярен в Интернете. Там на сотнях сайтов перепечатывают мои серьёзные стихи, а также ироническую поэзию, лимерики и проч. Ну, песни на мои стихи исполняет ряд авторов, в том числе довольно известных.

-Несколько лет назад активно анонсировалась ваша будущая книга литературоведческих очерков по булгаковскому «Мастеру и Маргарите». Вышла она?

-Нет. Раньше я с иронией относился к рассказам о мистике вокруг романа. Но когда эта мистика коснулась меня самого… Дело в том, что сразу после завершения своего исследования по «Мастеру» рукопись слёту приобрело у меня крупнейшее московское издательство ЭКСМО. Были лестные отзывы литературоведов, права я передал на пять лет… Но затем редактора отдела, с которым я подписал договор, повысили, рукопись странным образом исчезла, у нового руководства интерес к теме вообще пропал… На книге поставили крест! Вот в следующем году завершается срок исключительных прав ЭКСМО, буду искать другого издателя. А вообще некоторые очерки в переработанном виде я издаю в СМИ, недавно один из них появился в русскоязычном канадском журнале.

-А что ещё нового от Сидорова-Жиганца ожидает нас в ближайшее время?

-Боюсь сглазить, но в прошлом году по заказу одного из продюсерских центров я написал 8-серийный пилотный сериал о становлении «вора в законе». Такая психологически-криминальная драма, но в то же время без всей этой чернухи и тупости, которая характерна для большинства нынешних сериалов. Фильм очень неоднозначный, отчасти провокационный, скандальный, он заставляет взглянуть под неожиданным ракурсом на многое в нынешней и прошлой российской жизни.

-Будем ждать с нетерпением.

-Сам жду. Но не думаю, что речь идёт о ближайшем будущем. Много разных подводных камней. Даже если всё решится с инвестором и каналом, съёмки предстоят непростые. С одной стороны, всё должно быть крайне правдоподобно, с другой – речь идёт о некой «воровской саге», в которой это движение показано с разных сторон, с особой образностью, визуальной и смысловой. Достаточно сказать, что 8 серий писались и правились в течение года! Для обычного сериала за это время снимаются примерно серий 80-100.

-Вы нас заинтриговали…

-Это моя профессия. (Смех, переходящий в хохот)