Ловушка

ЛОВУШКА

Было погожее утро ранней, но уже по-летнему жаркой весны. Я с рюкзаком за плечами привычно шагал по лесной натоптанной тропе, отдыхая душой и любуясь весенним лесом, едва начавшим покрываться как бы зеленовато-жёлтой дымкой  от набухающих почек, самых первых нежных листиков и серёжек цветущей лещины. В воздухе плавали звуки птичьего пения и басовитого гуда первых, пока ещё редких шмелей.

Пробудившиеся муравьи тащили в свои муравейники кто хвоинку, кто травинку, кто ещё какую полезную кладь. В низких местах по прошлогодней листве с пробивающимися через неё травинками прыгали благополучно перезимовавшие лягушки. Иногда прямо из-под ног или с прилегающих к тропе кустов орешника взлетали, исчезая в безопасной глубине леса, разные птички от синицы до дрозда-рябинника.

Когда впереди показался забор нашего садового товарищества, метрах в пятнадцати от меня с тропы неожиданно взлетела птица покрупнее. Но почему-то не улетела, а снова спустилась на землю. Потом она взлетела опять и снова «приземлилась», только с другой стороны от тропы. И так было несколько раз.
 
Приблизившись, я разглядел, что это была взрослая сойка, лесная родственница «сороки-белобоки», самая горластая и самая красочная птица из всего семейства врановых. Но, лишь подойдя вплотную,  понял, что мешало сойке, птице очень осторожной, улететь заблаговременно от такой страшной опасности как человек (в моём лице).
 
В этом месте тропа пересекала низинку, служившую началом небольшого овражка, и часто была грязной и сырой.  Поэтому некоторые «дачники» высыпали в это место разный строительный мусор типа битых кирпичей, обломков шифера, стружки с обрезками пиломатериалов, обрезки рубероида и отслужившей своё парниковой плёнки, в том числе  — армированной.

Сохранившая прочность армирующая жилка последней и оказалась своеобразным силком, в котором запуталась одна лапка горемыки, питавшейся, видимо, дождевыми червями на импровизированной плотинке. Леска позволяла отлететь не более чем на два метра в любом направлении.

Надо было спасать птицу. Я подтянул её за леску к себе и взял в руки, успев получить мощный удар клювом по пальцу, из которого сразу же пошла кровь. Но поскольку даже про людей было сказано: «Прости, ибо не ведают, что творят…», то уж птица-то тем более не ведала о благих намерениях моих.

Никогда прежде не доводилось видеть сойку так близко, а уж тем более  — держать в руках, хотя встречать доводилось многократно. Но очень уж осторожна и недоверчива эта красивая птица. Формой тела и размерами она больше похожа на галку, а вот раскрашена куда как разнообразно. Головка, грудь и спинка были тёпло-коричневые, крылья серые с черными маховыми перьями  украшены бирюзовыми «лампасами» и имели белую «подкладку». Хвост  — чёрен, а лапы  — светло-коричневы.
 
Засунув голову птицы под мышку  — от греха подальше!  — я попытался распутать лесочные петли, затянувшиеся на лапке пленницы, но этого сделать не удалось. Пришлось достать нож и разрезать злополучную леску.

После этого красавица была подброшена в воздух и тотчас скрылась в глубине леса, а я, помянув недобрым словом бывшего хозяина плёнки, направился к калитке с чувством неплохо выполненного долга в защите «братьев наших меньших» от каверз судьбы и головотяпства человека, самонадеянно считающего себя «венцом творения».
На душе было тепло и покойно.                2000