Остывает разлитое солнце над миром-таверной...

Роману Мичкасову

Остывает разлитое солнце над миром-таверной,
и в лакуны, открытые смеху и прочему ветру,
как устроенный чудно песок, осыпается смерть равномерно, -
из простой красоты, из ненужности, из ничего.

Там смеются и пьют ркацители ушедшие братья,
и, отплакав над ними своё, та, что всех виноватей,
позабыла о мире земном и взбивает кровати –
из простой красоты, из ненужности, из ничего.

И, спускаясь на сон перьевой, на пуховое эхо,
льётся долгая кровь – никому не вина, не помеха, -
и на страшные ноты ложится легко и умело,
на ненужность простой красоты, говоря: ничего, ничего,

ничего, ничего, это сладость и польза для слуха,
это цели, гражданские темы, народ и эпоха,
не печалься, - и вторит живое, к ушедшему глухо,
продолжая сквозь воск разлеплённый своё торжество.

Мне в широкую скважину слышатся пьяные споры,
что-то там про вино и стакан, содержанье и форму,
и бесплодная рана пускает цветущие корни:
открывается дверь, где идёт без меня торжество;

там, при жизни, не ценят меня (а при смерти – бранили),
но теперь всё равно: я себя не ценю вслед за ними,
осветляюсь и смехом, и плачем, - и пью вместе с ними
из простого стекла, из ненужности, из ничего.