Мазута

       Я— мазута, то есть судовой трюмный машинист, которого и в обычной жизни любить не за что, а на вахтах в море, когда он света белого не видит, то и его не замечают, потому что— мазута.
       Судно старое, довоенной постройки, но "шкрябает" узлов до двенадцати и поэтому пока на плаву. В пароходстве меня сюда определили временно. Вышел из отпуска, а судно, к которому приписан,— в рейсе. Кручу гайки пока здесь.
       В войну корабль перевозил раненых и эвакуированных, был расстрелян и затонул на мелководье. Был шторм, и погибли от паники почти все.
        …Вот и сегодня шторм разыгрался не на шутку. Я бросил в рот горсть сухарей из кармана, чтобы не мутило от качки, и благополучно докрутил последние гайки на заглохшем вспомогательном дизельгенераторе.
        С чувством исполненного долга доложил вахтенному механику и забросил тело на коечку, забылся во сне.
        Молнии пронизывали мглу над клотиком, когда я выбрался из машинного отделения через один из аварийных люков на палубу покурить. Отремонтированный мною "движок" лопотал как положено. Заранее чиркнул зажигалку внизу, чтобы пламя не загасило ветром и крутанул ворот задвижки, а когда глаза после яркого огня и всполохов молнии привыкли к темноте, я увидел сотни людей, молча стоявших на палубе. Молчание было условным, потому что стоны раненых уносил бесновавшийся ветер. Крики детей и плач женщин были просто не слышны— это молчание, когда ничего не слышно, было обреченным.
       На самом деле жуткая штормовая ночь мне была не в диковинку, и я был при деле, чтобы после перекура вовремя заступить на вахту. А наполнявшие корабль люди были сухопутными, да еще и провели штормовую ночь на палубе. Сигарета в моем кулаке так и истлела некуреной и обожгла кожу. Потому что я вдруг осознал, что каким-то невероятным образом через аварийный люк, которым никогда до этого не пользовался, выбрался… в другое измерение. Это был тот самый год Отечественной войны.
     Охватил ужас. Я был не в состоянии даже посочувствовать им, не то чтобы попытаться помочь кому-то из корчившихся вокруг людей. Обжигающий пепел привел меня в чувство. Я нырнул в проем и закрутил задвижку люка. Кубарем скатился на слани. Юркнул в коечку и крепко от страха зажмурил глаза, надеясь, что случившееся мне привиделось. До начала вахты оставались минуты.
      Сменщик горячей рукой тормошил меня за плечо и вслух удивлялся, что оно холодное и мокрое от забортной морской воды, окатившей меня в люке. Может быть, я— мазута, но не сумасшедший. И что это было, стараюсь не вспоминать. Но ведь было!
     Вскоре после шторма по приказу механика мы делали ревизию тому самому люку: разобрали механизм запора и смазали. С первого раза его невозможно было открыть.