Все звали его букой

                1

Все, не исключая и учителей, звали его Букой.
Бука спокойно, выполнив все привычные действия, выключил комп, пододвинул к себе и примостил на свободном уголке стола заветный блокнот. Старательно вывел отвыкшей писать рукой странную фразу: “Точка - есть кратчайшее расстояние между двумя прямыми”. Задумался. Уточнил: “Между скрещивающимися прямыми.” Осторожно заглянул в глубину своего сознания и, не почувствовав  себя сумасшедшим, проколол очередное, вынутое из коллекции, тельце засохшей бабочки длинной иглой. По вибрации, ощущаемой кончиками пальцев, с удовлетворением почувствовал, как задёргалось, где-то в туманной дали, на острие копья, мохнатое неповоротливое чудовище - гигантская прожорливая гусеница. Аккуратно вынул иглу.
“Кратчайшее расстояние между двумя мыслями - запятая”, -  записал он в блокнот. Снова задумался.
- “А что же тогда многоточие? Многоточие - многомерное пространство потенциального трансцендентного! О, как!”

Пора было собираться в учебный сектор. Бук, как он называл себя сам, достал из под стола ранец, положил в него миникомп, с домашними работами, миникомп для контрольных, комп-табель. Помедлил немного и решительно сунул в боковой карман ранца блокнот.
По пути к лифту он размышлял:
“Лгать плохо. Но, в иных случаях, говорить правду подло. Ложь раздражает. Правда может убить. Ложь - сестра фантазии и дочь мечты”.
И он задался вопросом - а  что есть правда? Которая убивает!
Даже юному мозгу Бука трудно решить эту задачку за те несколько минут, пока лифт опускается с пятого - жилого, на десятый - учебный уровень. Его привычные способы формулирования казались слишком примитивными и никак не могли охватить всех чувств, которые он хотел вложить в новые определения. Придётся переждать до окончания занятий.

Монотонная речь учителя и ритмичное постукивание мела по доске навеяли непреодолимую дремоту.
Всю жизнь ему твердили, что нельзя жить сиюминутным, что он должен думать о будущем и стремиться в грядущее. Но Бук уже понял, что истину хранит прошлое.
Глаза смотрели сквозь учителя, сквозь древнюю чёрную доску, исчерченную буковками и линиями; сквозь стену кабинета - туда, где он гнал потёртый резиновый шар по самой кромке школьного пятачка, залитого мягким сентябрьским солнцем. Срезал угол. Вот он - просвет между стопкой ранцев и ногой долговязого вратаря Геши. Удар пыром. Синий шар попадает  в самый угол ворот и уносится дальше, сквозь начинающие желтеть кусты, на шумящую городскую улицу. Бук мчится доставать мяч.

Нестройные звуки города поглощаются нарастающим шумом морского прибоя. Вставшая на дыбы громадная волна, гордо вскинув белоснежную гриву, набегает на мостовую, послушно стелется к его ногам, и подобострастно отползает назад, стирая с песка следы городской суеты.
Бук срывает с загорелого, перегретого тела одежду, мчится по влажному песку и бросается навстречу следующей волне. Растворяется в обжигающей морской стихии. Забывает своё имя.

                2

“Что можно сказать о человечестве?
Её кумиры: слепой поэт, глухой композитор, безумный философ. Ещё безногий лётчик и хромой футболист. Как же ей не сжигать ясновидящих и не казнить героев? А уж Сына Божьего распять - святое!
Любимые игрушки: атомная бомба, компьютер и коллайдер. Заветная мечта - карманная машинка времени.
Что сказать о человечестве?

Невмешательство в жизнь и эволюцию чужих миров - основное условие стабильного существования вселенной. Логика инопланетного разума, способного контактировать с земным, должна как-то соответствовать человеческой. Но тогда, в том или ином виде, всякое мышление имеет понятие о правде и лжи, добре и зле, плюсе и минусе. Следовательно, существуют добрые и злые иномирные цивилизации.
Но почему бы добрым не помочь более глупым собратьям по логике? Или мука, несчастье и прочие кошмары становления необходимы? Необходимы миру злодеи и тираны? Ирод, Нерон, Грозный, Ленин и Гитлер - великие мучители или избранные в жертву мученики, уготованные Всевышним, на заклание гиене огненной?”
Бук прикрыл свой блокнот ладонью.
“Допустим: изобретён компьютер, считывающий мысленные процессы, образное представление о мире. Благо это или беда?
Нет, рановато пока человечеству дарить телепатию! - подумал он. - Даже ради гениальных слепых художников и слепоглухих композиторов! Телепатия - для не падших с неба ангелов, для райских кущ! Но Рай - конец эволюции! А не пресловутый  хаос Ада!”

                3

Дома, когда за окном  с серого неба моросит мерзкий осенний дождик, в это мгновение очень уютно.
“Он, Бук, вишь ли, должен стремиться в грядущее! Зачем стремиться туда - неизвестно куда? Наверное, боятся: не дай  Бог ему догадаться, что истину хранит прошлое. Чего они от меня хотят?  - Чтобы был не хуже других!” - ответил он самому себе. Пробормотал под нос, скривив рот:
 - Но пуще того - чтоб не был лучше!
И снова раскрыл блокнот и старательно вывел:
“Сначала была мысль. Материя есть число. Человек - есть слово”.
Задумался. Перечитал утренние записи. И продолжил писать.
“Кратчайшее расстояние между двумя Вселенными - есть точка.
Кратчайший интервал времени между двумя эпохами - мгновение. Между прошлым и будущим - настоящее мгновение”.
Взглянул на оконное стекло.
- Пасмурное какое-то это самое мгновение...
“Кратчайший путь из одного пространственно-временного континуума в другой - сжатое в точку пространство, в уловленном и спрессованном настоящем мгновении”.
- Видимо, та самая чёрная дырка? Не очень похоже сегодняшнее серенькое мгновение на эту дырку. Не темпоральная нынче, видимо, погода.
Бук с досады пукнул. Поморщился. Потом расхохотался.
“Развёрнутый в сегодняшний денёк хаос не может быть чёрным. Но чёрное - это спрессованное серое!”

                4

НИИРБ – Научно  Исследовательский Институт Разума Буки, или проще - Букацентр, вылезал на поверхность планеты трёхэтажным особнячком, уютно устроившимся в огороженном силовым полуполем заповедном парке, среди тысячелетних карликовых баобабов, и зарывался в глубину материка ещё на полсотни не виртуальных трёхмерных ярусов.
Заседание высшего научного совета клана андроклонов проходило на десятом ярусе.
Гипномыслить начал старейший гомоид, фанатичный приверженец эволюционной теории органического происхождения разума.
- Впервые, за время развития молодой науки - прикладной архиандроклонологии, удалось из комочка биоматерии, откопанного на давно покинутой разумом периферийной планете Земле, клонировать юную особь аборигена. По данным астроизотопных исследований этот практически чистый органоид был рождён там в первых тысячелетиях христианского времяисчисления землян, называвших себя людьми. Особь, без сомнения разумна, обладает достаточной для мышления оперативной памятью и трансцендентной её глубиной для творческой рефлексии. Просканировав энграммы молодого гомоподобного существа, мы постарались создать, для его существования и развития, условия и обстановку, максимально приближенные к той исторической среде, в которой оно должно было проходить становление, в линейном времени трёхмерного пространства. Людь уже ощущает себя уникальной личностью, проявляет примитивные эмоции, свойственные незрелым органоидам, и, что самое иррациональное, сопротивляется потокам несложной обучающей информации, деликатно внедряемой ему адаптированными гомоидами-репетиторами. Недовольство своё проявляет угрюмостью, ленью, обманом и неуловимым для наших сканеров постоянным перемещением внимания в глубинные зоны своего гиперсознания. Мечтает, в силу своей бедной фантазии! За его вегетативные реакции он, получил ник Бука.
Его представления о существе даже нашего астрального  континуума архаичны, основаны на древней метафизике и религиозной мистике догомоидных эпох. Однако темпы процесса умственного развития, ускоренного стимуляторами, впечатляют. Дальнейшее изучение Бука должно открыть нам утраченные знания о этапе эволюции гомобиологического слабого рассудка людей к его настоящему - нейтринно-базоидному суперинтеллекту гомоидных структур.
Сначала собравшиеся нехотя впитывали телепартированную старым всерешайкой информацию. Им, высшим гомоидам,  редко доводилось материализовываться в своих андроклонах, и они старались не упустить ни одного из драгоценных мгновений краткого пребывания, вне виртуального пространства; в максимальной мере прочувствовать почти забытую жизнь личных внутренних органов и ощутить острые запахи дыхания внешней  среды.
Но постепенно речь старейшего их заинтересовала. Действительно: что это за странный органоид, способный независимо думать, эмоционировать и даже мечтать, никогда не растворяясь в среде виртуального пространства? Как можно трезво мыслить на атомном уровне, да при таких жёстких молекулярных воздействиях. Не один супергомоид, в теле материального клона, не способен долго самостоятельно мыслить, не то, что фантазировать, без контакта со своим виртастральным прообразом, растворённым во вселенском киберпространстве. Не существует в материальном четырёхмерном мире бесконечного источника мысли и чувства! Это же второе начало терминаторики!
- А как он общается со своими репетиторами? - неожиданно телепнул кто-то, из задних рядов. - Органический мозг не очень приспособлен к телепатии!
- Звуковыми колебаниями на макроволновом диапазоне! И характерными движениями наиболее подвижных частей организма!
- Значит, он не пребывает в полном рефлексивном одиночестве?
- Постоянно - нет! Но и общаться с учителями и фальшучениками не очень стремится! - резко оттелепартировал старый андроклон. - Причину мы выясняем. Но гиперсознание, как и гипервремя, изучены пока недостаточно. И если теоретически давно доказана возможность темпорального перемещения в не виртуальных реальностях, то практически  достигнуть этого ещё не удаётся. А подсознание органического существа, вопреки многочисленным гипотезам о его мозговой подкорковой природе, оказавшихся несостоятельными, нечто из области непостижимого!
- Не надо нам глючить интегралы! Согласно закону о всеведении киберинтеллекта - непостижимого не существует не только в виртуальном, но и в любом из миров! - возмущённо зателепетал один из гомоидов старой конфигурации. - И что это за обманы на молекулярном уровне? Доказано, что ложь возможна лишь при неуловимых нейтринных потоках мышления. Именно с того момента, когда самообучающийся гомоид научился лгать, и наступила блаженная эра виртуального существования разума!
Гипноэмоции разноцветными переливами густого мысленного тумана переполнили зал заседаний.
- Именно по тому, что на грубых материальных уровнях гомоиды не могут обманывать, и существует древняя традиция собирать высший совет в  андроклонном формате. Как заповедовали Первые: “Дабы антиум каждого наглядно продемонстрирован был!” - попытался перетелепатить всех старейший.
Но энергия псиполя уже достигла предельно допустимых значений, и сработала система безопасности. Возмущённым суперинтеллектам гипно-добровольно пришлось вернуться в свои виртастральные прообразы, для форматирования эмоций в логическую стройность электронных процессов и нелинейных диффуравнений.
Впрочем, так было всегда.
                5

“Человеческая эволюция началась не тогда, когда его первую особь запузырили откуда-то на планету Земля, а в тот момент истины, когда эта особь запустила у себя в мозгу программу самообучения. Или, говоря библейским языком, глупая тварь откушала от плода с древа познания. - Размышляла тем временем подопытная земная особь. - Эволюция началась в Раю - там она и завершится. И будет  в райских кущах осень, и придет зима”, - закончил Бука свои умозаключения.
Он хотел есть, то есть он хотел мороженного. Много домашнего мороженного, которое по праздникам готовила его мама. С бабушкиным вишнёвым варением! Вся пища здесь казалась ему отвратительно пресной, будто лечебной - диетической.
И он снова печально задумался; а знает ли кто-нибудь, в этой странной спецшколе, - что такое домашнее мороженное и, тем более, вишнёвое варение? Все дети, обучавшиеся вместе с ним, были до противности похожи и напоминали скорее маленьких манекенов, чем живых детей, с которыми он общался прежде. И в старой школе, и во дворе, не говоря уж о деревне!
И зачем он только поддался уговорам на это дурацкое суперобучение! То же нашли вундеркинда! Но лесть тогда была так приятна, а перспективы возбуждали разыгравшуюся фантазию идиота! Казалось бы, всё теперь отдал, чтобы вернуться обратно! Выбраться и этого постылого мира умненьких автоматов!
И вдруг пришла дикая мысль: а что если здесь все - и школьники и учителя - роботы?
“Да нет, не может такого быть! Азимова я начитался! - возмутился логический ум Бука. - Ведь тогда и я - андроид недоделанный! И мороженного хотеть не могу! А вот хочу же!”
Впрочем, его мысли уже настроились на воспоминания о заповедном прошлом, и мороженное было забыто. А что, собственно он мог вспомнить из того далёкого детства? Футбол на школьном дворе? Игру в индейцев, летом в деревне? Походы за грибами, земляникой и лесными орехами? И тот же футбол, но на неровной деревенской поляне, до пыли вытоптанной у ворот и заросшей лопухами по краям? Маму, отца, бабушку? Лиц он не помнил, сколько не зажмуривался. И прежние друзья проходили безлицими силуэтами в туманной дымке. Только остро-сладковатый привкус мороженого, обильно политого тёмно-вишнёвым нектаром, с крупными ягодами без косточек!
Бук, в свои четырнадцать лет, уже давно понял, что держат его в специнтернате не просто так - за какие-то гипотетические таланты. Но зачем-то он этим придуркам нужен. Очень нужен. Или в его организме действительно есть некая странность, которую они изучают, или его готовят для чего-то, пока непонятного. Эту загадку он, конечно же, скоро разгадает. Только нужно определить, чем отличается то, чему здесь учат, от прежней школьной тягомотины. Пока, вроде, ничего особенного - обычная общеобразовательная пресная скукатища. Как и всё остальное.
А вот насчёт странности организма... Бук прекрасно видел, что сильно выделяется среди всех других здешних мальчиков. Может дело в  его особенном мозге, вечно что-то анализирующем, и назойливом желании всему дать собственное, Буково определение? Кстати: прозвище своё он сразу принял и даже немного гордился им. Не какой-то там трафаретный Пол или Алекс! Хотя и немного укоротил.
“Микроб, может, какой во мне сидит? Или это глисты?- подумал он с отвращением. - А может я, просто, обычный инопланетянин? Очень любящий мороженое с вишнёвым варением? Ну тогда всё, действительно, просто! То-то эти зародыши баобабов так мне нравятся! А не пойти ли мне прошвырнуться по парку”, - и Бук начал натягивать нарочито потёртые,  назло местным аккуратистам, джинсы.

                6

Тем временем, отвыкшие от сомнений и споров гомоиды слегка очухались и вернулись в отдохнувшие свои адроклоны, из виртуального бытия. Верховный научный совет продолжил заседать. Но никаких новых рациональных мыслей о независимости развитого интеллекта от вселенской киберпаутины не вытелепатилось ни на этом, ни на сотне последующих заседаний. И суперинтеллекты пришли к закономерному интегральному выводу: нужно ещё понаблюдать, посканировать и почаще собираться в этом формате. Собираться они полюбили; любопытное зрелище - твой, такой неуклюжий и медлительный, не виртуальный абонент!
Некоторые андроклоны так увлеклись, что стали ходить по залу и даже иногда забавы ради пробовали общаться в звуковом диапазоне. Так сначала появились пары собеседников, вскоре образовались группы, которые сбились в партии, и совсем неожиданно возникли коалиции Букеров и Антибукеров.
Жизнь гомоидов становилась всё веселее. Партии придумывали умные программы ускорения информатирования, улучшения виртуальной действительности и борьбы с враждебными вирусами. Коалиции выдвигали лидеров. Бука стал символом свободы интеллекта и бессмертным светочем для одних. Объектом ненависти, презренным врагом рода гомоидного и олицетворением хаоса для других. Его превозносили, уничижали, поклонялись и проклинали. Но все андроклоны были едины в одном - Бука страшен! Они Его боялись. Но теперь Бука был всем, без исключения, гомоидам необходим.
В виртуальном пространстве создали Храм Буки. Толпы гомоидов, изо всех миров, измерений и  подпространств, совершали туда паломничества. Гомоиды-теоретики обосновывали вневиртуальное происхождение Буки от Всеведающего и Всёисчислившего Сверхразума - Буки Отца.
Однако не все андроклоны верили в существование Буки. Одни считали его компьютерным симуляктром, не имеющим реального прототипа в рациональной действительности. Другие сходились на том, что Бука - мощнейший компьютерный вирус, засланный враждебным гиперпространством, и вызвавший пандемию зависания у гомоидов. Наиболее непримиримые дошли до того, что требовали уничтожить в виртуальном пространстве всю память о Буке.
В стабильном мире суперинтеллекта воцарился хаос.

                7

Время не однородно; всё дело в ощущениях.
В период быстрых снов время движется в тысячи раз быстрее, и спящий проживает годы за секунды жизни бодрствующих в этот момент. По отношению к времяощущениям и миру Буки, виртуальный мир гомоидов был тем самым царством быстрых снов.
В одно обычное, ничем не примечательное буднее утро, как по команде, из школы исчезли все другие ученики. А  угрюмых учителей сменили похожие на клоунов подобострастные советники, старавшиеся не смотреть Буке в глаза. Обучение, как таковое, закончилось.
Резкое, почти мгновенное, изменение отношения к нему весьма озадачило парня. Именно озадачило - не поразило, не обрадовало, а напрягло его ум. Словно к чему-то подобному чувства Бука были готовы. За годы пребывания в школе, он, вообще, научился управлять своими эмоциями гораздо лучше, чем контролировать потоки спонтанных мыслей.
Спустя неделю, измученный неестественным почтением навязчивых советников и буквально поклонением остального школьного персонала, Бук, в своих любимых потёртых джинсах, стоптанных кроссовках и выцветшей футболке, спрятавшись, как ему казалось, в самом дальнем углу баобабового парка, сидя на траве, напряжённо, - насколько это возможно для четырнадцатилетнего пацана, - думал над происходящей чертовщиной. Он уже сообразил, что его избрали, чуть ли не Богом. Отчего-то это совсем не радовало. Скорее внушало ужас.
“Избранных Богов принято приносить в жертву! - с нарастающей тревогой размышлял Бук. - Что за сумасшествие здесь происходит? Или все одновременно рехнулись, от неизвестной болезни, или только я сбрендил, запутавшись в своих сумасшедших парадоксах и дебильных фантазиях?”
Как всегда, на чистейшем от облаков голубом небосклоне безраздельно властвовало огромное слепящее солнце, но в баобабовой тени было прохладно, однако думалось туго. Мысли загустели в кисель и слиплись. Он сорвал жёсткий стебелёк и попробовал его пожевать. Стебелёк был плотный, сухой и безвкусный, словно пластмассовый. Бук досадливо сплюнул и поморщился.
“Всё здесь безвкусное, стерильное, безжизненное. Ни подлых кошек, ни собак страшных! Я так давно нахожусь в этом чёртовом интернате, что перестал замечать полное отсутствие не только всяких животных, на которых и раньше не очень обращал внимание, но и любых насекомых! Хоть бы одна муха прожужжала! Таракашка шустрый пробежал! А бабочки здесь  неживые - исключительно лишь засушенные мумии, как из той отцовской коллекции”, - вдруг возмутился потенциальный мученик.
- Проклятый технарь - я никогда не любил природу! А единственное растение меня заинтересовавшее называлось баобабом! А тут растут одни миниатюрные баобабы, какими я их себе представлял! И что бы это значило? - забытый звук собственного голоса испугал Бука. Он понял, что уже несколько дней ни с кем не разговаривал вообще, хотя и раньше делал это не часто. Он не сразу вернулся к своим размышлениям. А когда вернулся - испугался ещё больше.
То, что это могло означать, было невозможным бредом - слишком фантастично, смехотворно. Будто кошмарный сон параноика, насмотревшегося ужастиков.
Бук даже собрался ущипнуть себя, но передумал.
“Если это сон, то к чему торопиться, проснуться я всегда успею! - сообразил он. - А если явь, к чему щипаться – больно, поди! Посмотрим лучше, что дальше будет! И почему я, собственно, решил, что эти олухи собираются принести меня в жертву? Правильно - не Богов в жертву приносят, а Богам!”
Пытливый ум Бука, уже свербило любопытство. Как он мог, отказать себе в удовольствии, чуток посуществовать в шкуре Бога, идола, или кем там его возомнили себе местные психи.
Он резво вскочил на ноги и весело смеясь, побежал в сторону трёхэтажного особнячка, в котором  новоиспечённое божество занимало теперь, аж, целых три комнаты.
Бук лихо взлетел по ступенькам крыльца, мимо безмолвствующих в невозмутимом равнодушии истуканов-охранников, вскачь преодолел лестничный пролёт и быстрым шагом прошёл по коридору второго этажа до своей, как он теперь её называл, “резиденции”. Порывисто дёрнул на себя наружную дверь, пнул внутреннюю, собрался привычно ворваться в помещение и внезапно замер на пороге.
“Что это я раздухарился: негоже серьёзным богам прыгать, словно фавны козерогие! - пришёл в себя Бук. - Лучше изучим внимательно наше святилище, или где там боги обычно обитают. Пора уже внести ясность в сюрреальность своего бессмертного бытия!”
Он приосанился, выпятив тощую грудь и сдвинув худые лопатки. После чего, важно переступая стоптанными кроссовками по чистейшему мягкому паласу, разрисованному непонятными угловатыми иероглифами, вдвинулся внутрь первой, самой большой комнаты.
Но скорее её правильнее назвать залой. Овал, с большой осью, около пятнадцати метров, был совершенно пуст, если не считать равномерно расставленных по периметру колонн, примерно полуметрового диаметра. Бук недоумённо пожал плечами:
“Ну ладно. Если так положено. Только что-то не припомню, в каком фильме про богов я такое видел. Пойдём дальше”.
Вторая комната была немногим меньше. Параллипипед, стенами которого служили, упирающиеся в близкий потолок книжные стеллажи. Бук прошёлся вдоль правого.
“Библиотека, - понял он. - Ну и что у нас положено читать Богам?”
Он провёл ладонью по книжным корешкам. Они были прохладными, очень гладкими - совершенно новыми, словно только что изданными. Вытащил первый попавшийся под руку увесистый том.
“Александр Дюма. “Три мушкетёра”. Ясно, какую чтиву предпочитают на небесах! Посмотрим год издания. Ну, правильно: 1960. А обложечка из таких полимеров, каких и в восьмидесятых не было. Если память мою используете, то и материал соответствующий подбирайте, недотёпы!”
Бук засунул книгу обратно и отвернулся. Он и так знал, какие произведения хранятся в этой библиотеке. И что самое обидное, всё это он уже по несколько раз читал.
Однако в комнате были не только книги. В углу находился стол, на котором маняще мерцал цветастой заставкой экран монитора. В третью комнату - спальню Бук решил пока не заглядывать, - успеется. С одной стороны любопытно: как это укладываться спать во сне, с другой неизвестно - что ещё может во второй производной сна приключиться!
И он сразу уселся  в вертящееся кресло перед  компьютерным видеоцентром.
Бук уже занёс кисть над клавиатурой и в нетерпении шевелил тонкими пальцами, предвкушающими знакомое действо, но, вдруг, отдёрнул руку, будто обжегшись. Что его так испугало - он и сам не понял, но внезапно охвативший всё тело столбняк, лучше всякого внутреннего голоса, предупреждал о тайной опасности, исходящей от машины. А своему чуткому телу заядлого футболиста, юноша верил, куда больше, чем увлекающемуся, легкомысленному разуму, вечно блуждавшему по тёмным лабиринтам каких-то спутанных извилин.
Он осторожно вылез из-за стола, чуть ли не на цыпочках направился в спальню и достал из под кровати ранец. Запустил руку в боковое отделение. Оно было пустым.
Кому и, главное, зачем понадобился его старый бумажный блокнот, в котором ничего кроме псевдонаучных фантазий и глупых измышлений не было?
Бук, ошарашенный, обозлённый, расстроенный, чуть не заплакал от подкатившего гнева! 
Блокнот был старый, истрёпанный - он прибыл в спецшколу вместе с Буком. Таких небольших, но толстых бумажных блокнотов он здесь не видел.
Сколько Бук себя помнил, у него всегда в кармане, портфеле, ранце лежали такие блокнотики и огрызки цветных карандашей, которые потом сменили фломастеры. Он постоянно что-то записывал, чертил схемы или силуэты. Это был кусочек того, прежнего мира, в котором Бук родился, рос обычным хулиганистым мальчишкой. В котором играл в футбол, волшебника Изумрудного города, пещеры драконов и звёздные войны. Катался на мопеде, дрался во дворе, мог прогуливать уроки и был по-детски счастлив. Никогда ещё в своей жизни Бук не чувствовал себя настолько униженным, несчастным и беспомощным! От бешеной злости и отчаяния он со всей силы забарабанил кулаком по ненужному теперь ранцу. Зачем ему этот дурацкий ранец, если в нём нельзя носить блокнот. Словно у него украли целый мир! Целую тайную вселенную!
Бессильная ярость богов порождает цунами!
Он не желал успокаиваться. Всё, достали! Хватит с него этой бредятины! Он будет жестоко мстить! Он объявляет интернату смертельную войну!

И тут он вспомнил, что последние дни, не всё было однозначно со стороны значительно постаревшего населения  этого учебного или научного заведения. (Бук уже не мог точно определить статус сумасшедшего дома.) Некоторые работники сверлили его взглядом, с нескрываемым отвращением. Иногда он затылком чувствовал энергию злобы, словно комком брошенную ему в спину, только что  встреченным и почтительно склонившим голову советником. Теперь вот блокнот спёрли, сволочи!
“Зависть? - сомневался Бук. - Это навряд ли! Похоже здесь дела покруче!”
Но как воевать подростку против армии взрослых тиранов? Оказывается никакой он не божок, а лишь подопытный кролик, над которым ставят психологические эксперименты! Что он может? Бук перебирал все ему известные способы освободительной борьбы и протеста угнетённых - от голодовки до терроризма. Наконец остановился на, как он считал, наиболее посильной ему партизанской войне, совмещённой с идеологическими диверсиями в тылу врага.
“Понять бы ещё, где у них тыл, - кисло усмехнулся отважный диверсант. - Разве только хакнуть информационную базу? Почему я так испугался машины? Можно подумать, что иных способов воздействия у них не имеется! Наверняка комнаты напичканы всевозможными жучками, телекамерами, и, может даже, каким-то гипноизлучателями! Но тогда виртуальное пространство  - единственное место, где я могу действовать почти скрытно! Но не сегодня. Слишком я возбуждён!”
Бук плюхнулся на широченную кушетку; хитрый матрас ласково принял форму его тела, в ушах зазвучала монотонная усыпляющая мелодия. Веки бунтовщика закрылись.

                8

Гомоидов глючило. То, что они насканировали из букова блокнота, не лезло ни в одни виртуальные врата. Ну, если помучиться, возможно, без сбоя программы, допустить, что точка и может рассматриваться, как расстояние, материя - как числовой ряд, а органоид, типа человека - как грубое слово. Но как понять такие изречения вроде: “Ирод, Нерон, Грозный, Ленин и Гитлер - великие мучители или избранные в жертву мученики, уготованные Всевышним, на заклание гиене огненной?” Он что делал на уроках по истории? Кстати,  истории из его мозгов и выловленной! Какие могут быть сомнения у православного комсомольца той эпохи?
“Мы - свободные андроклоны, в силу нашей нейтринно-кварковой суперсущности, вольны перебирать различные варианты отношения к тем личностям, но простой советский школьник?! - возмущались гомоиды. - Как он смеет, вообще, сомневаться в информации, которую распространяет их центральная и единственная партия!? Испорченный, по всей вероятности, органоид мы клонировали. Или он у нас испортился?”
Испорченность Бука подтверждали и другие его записи. Особенно возмутительной казался гомоидам геометрический пассаж о нормальной эволюции: “Нормальное движение в космическом пространстве - по-видимому, движение, перпендикулярное плоскости эклиптики. Нормальное существование, то бишь - становление личности, - развитие её, перпендикулярно плоскости эмпирической суеты общегосударственной эволюции”.
На очередном заседании совета коалиция Букеров внесла предложение чинить испорченного Буку. Антибукеры предложили его, на всякий случай, заморозить в криокамере, а потом засунуть отморозка в вечную мерзлоту, на какой-нибудь далёкой от звезды планете. А ещё лучше дифференцировать, алгоритм скопировать и отправить в буфер. Оригинал же навсегда удалить из не виртуального подпространства.
Но и те и другие были едины в главном - недопустимо сопливому, дурно пахнущему альдегидами органоиду, да ещё такому недозрелому, комментировать и критиковать постулаты и  директивы центра управления, ни в каких отдалённых мезозоях, полеозоях и социализмах. Тем более возмутительно иметь элементу системы особое индивидуальное мнение. И никому, во всех рациональных мирах, не дозволено  становиться перпендикулярно к равнодействующей парадигме всеобщей эволюции.
В итоге кворум высшего совета гомоидов пришёл к консенсусу:
1. Буку отремонтировать, отформатировать и тестировать.
2. Исправного Буку сканировать, голографировать и отправить на вечное хранение в архивную базу, под грифом Совершенно Секретно.

                9

Когда ранним утром выспавшийся Бук, после долгих колебаний, всё-таки отважился сесть за компьютер и войти в интернатовскую локальную сеть, он не подозревал, что дела могут обстоять настолько пакостно, и дни жизни его материальной оболочки сочтены рациональным гомоидным суперинтеллектом. Его, почему-то, не слишком поразило, что школа оказалась киберцарством искусственного разума, в каком-то свехдалёком будущем, а сам он - возрождённый к жизни случайный осколок человеческой цивилизации. И даже то, что он клон, не очень расстроило. Размышлять над такой ерундой, не было времени. Вот-вот обезумевшие гомоиды должны были начать его исправление. Что значит ремонт, он старался не думать. И так очень страшно!
Ужас почти парализовал волю бывшего бога. Что ему делать? Покаяться? В чём, чёрт подери? Отречься? От чего он должен отречься, не Галилео Галилилеич, поди! Запугать их? Но чем можно запугать проклятых киберов? И на три азимовских закона они давно плевали! Наивный был человек: “Робот не может причинить вред человеку!” А кто здесь считает себя роботом? Одни свехинтеллекты - апофеоз человеческой эволюции! А он-то человек разве? Так - подобие, клон недозрелый! Да, к тому же испорченный!
“А что вы, козлы электронные, хотели, клонируя дитя хаоса? - распалялся Бук. Обречённость и отчаяние взорвали в глубине детского сознания  все спрессованные, за годы интернатовского беспрекословного подчинения, запасы злости, юношеской гордости и ущемлённого самолюбия. - Нет, я знаю чего вы, киберуроды, боитесь! Именно хаоса! Так я вам напоследок такой концерт устрою - чипы расплавятся! Будут вам и землюки буркатать, как мымзики в мове,  а губы петься бабообысь и баобабысь! Я вам сыграю блюз на флейте водосточных труб! Мнимой единицей притворюсь - извлекайте, экспонентой прикинусь - дифференцируйте! Я, я...” - Бук задохнулся от приступа бессильной ярости.

А расторопные гомоиды уже действовали. Тела группы андроклонов-ремонтников заполнялись личными виртастральными интеллектами, готовыми провести необходимую гипнотизацию и перемутацию Буки, в соответствии с межвселенскими утверждёнными стандартами, для клонированных органоидов.
 Но тут возникла непредвиденная даже их супермозгами проблема. Ярость, только что влезшего в интернатсеть Буки, затопила ограниченный кусочек секретного, используемого лишь для андроклонологических экспериментов, виртуального пространства. Это был сюрприз. Всегда послушный, хотя слишком упрямый и постоянно угрюмый, но спокойный клон, неожиданно, аж, зашёлся от агрессивного негодования. Ладно, был бы это логически обоснованный протест против чего-либо конкретного - к этому гомоиды были готовы; так нет же - бешенство, излучаемое всей субстанцией органоида, не подчинялось ни одной системе нелинейных диффуравнений, ни один шаровой тензорвектор не мог хоть примерно охарактеризовать состояние букова биополя в данный момент. Сплошной хаос неистовства, ненависти ко всему окружающему! Свирепый поток неуправляемого нейронами серого вещества, несдерживаемого гнева, тёмными волнами, с вибрирующей в громадном диапазоне амплитудой, накатывался от центра к периферии букова сознания. И всё это на пределе разрушения нервных клеток. Поистине - бунт бессмысленный и беспощадный.
Надо же, спустя миллионы лет откопать кусочек чудом сохранившейся человеческой биомассы, и то - русской! Это ещё повезло, что пацан попался.
А что, если бы копнули из братской могилы времён Великой войны? Клонировали бы усреднённого советского солдата, да ещё с раздвоенным, раздесетерённым сознанием! Он бы вам за Родину - мать его, за ненавистного боготворимого Сталина - отца народов, такую кузькину мать показал -  ни в какой наичернейшей из всех дыр не спрячешься!
А Бука  - личность, в первом приближении, вроде бы цельная, хотя и с  национальной широтой души. Но вот пытаться принудительно переделывать его не следовало! Поверхностно изучили неусредняемый разум талантливого старшеклассника самоуверенные терминаторы. Продвинутый подросток из России конца второго тысячелетия - тот ещё фрукт! И знает он не меньше любого затюканного эмпирикой взрослого, и глаз у него не замылен, и безжалостен  и жесток он ещё по-детски. Из простого любопытства может лягушку препарировать, а уж неизвестную технику раскурочить...
И Бук нанёс превентивный удар, по ещё не пробудившимся, от виртуального сна, но уже наполненных информацией, кибермозгам андроидов, зайдя с тылу, то есть - прямо из их родимого, считавшегося недоступным, для органических тупомолекулярных мозгов, виртуального пространства. Куда гомоиды триллионы лет гипервремени эволюционировали, если обычный школьник мог так спокойно расхакерачить всю их неприступную защиту?
Так что ж сделал такого в локальной сети интерната непредсказуемый и ужасный Бука?

И тут истошно заголосил будильник. Бук проснулся. Пора было собираться в школу.
Он завтракал и молча морщился, под извечное ворчание матери.
- Глаза красные, лицо бледное - всю ночь стонал! Привидение, бука страшная, а не ребёнок! Нет, когда-нибудь я выкину этот дурацкий ящик! Опять вчера своих матриц и терминаторов насмотрелся!
- Кончай причитать, женщина! - не отрываясь от свежего “Спортэкспресса”, неожиданно заступился за сына отец. Впрочем, почему неожиданно? - Вчера выиграл его обожаемый “Локо”. - Зато в отличие от тебя, он целый день не смотрит эти бу-бу новости!
- Молчи, уж! Один футбол-хоккей на уме! Лучше за картошкой на рынок бы сходил!
Окончание беседы Бук не дослушал. Чем она завершится, он знал и так. Пулей выскочил из-за стола, в прихожей засунул ноги в старые, вдрызг растоптанные кроссовки и, тихонько прикрыв входную дверь,  мигом спустившись по лестнице, вышел на утреннюю московскую улочку. Из соседнего двора доносился стук мяча о борта полуразрушенной хоккейной коробки. На первый урок Бук идти передумал...
Был конец сентября 199... года.

                Март 2010.