Антология восьмая встреча

      
Продолжаем наши встречи, присматриваясь и примериваясь друг к другу. Но уверен
те поэты, которых я вам буду представлять, не оставят равнодушными никого из посетителей этого сайта

 ЮРИЙ АНДРИАНОВ и ВАЛЕНТИН УСТИНОВ
- Два поэта с такими корнями, уходящими в российскую сокровенную жизнь. Но какие
же они разные! Если Устинов подобен грозовой туче за синеющей на горизонте полоской леса, откуда  слышны полные угрозы глухие раскаты, то Андрианов с такой пристрастностью, так нежно и прозрачно пишет о русской природе, как будто сам напился студеной водицы из волшебной лесной мочажинки своей Ветлугии.


 ЮРИЙ АНДРИАНОВ

    Взгляды

                От ненависти, от досады -
                И от любви, от доброты -
                На камнях остаются взгляды:
                Веков незримые следы...

В Изборской крепости,
Где мглисто
Мерцает серый известняк,
Я взгляд ливонского магистра
Вдруг ощутил сквозь даль и мрак.
А рядом  - очи летописцев,
Крестьян, чьи стерлись имена.
Здесь взор, во мщении неистов,
Оставил русский старшина.
О, эти стены, эти башни,
Веков тяжелая чреда,
Где век минувший, век вчерашний
Запечатлелись навсегда.
И не вникая, не вникая
В холодный каменный покой,
Я взгляд случайный оставляю
На этой вечности седой...


        Ветлугия

Древний взор реки Ветлуги
Средь Ветлугии-страны:
Темно-синие яруги,
Медно-красные стволы.
Здесь за гребнем леса - гребни,
Зыбь болот - зеленый страх,
Многодумные деревни
На горбатых берегах.
В чащах выткана неслышно
Речек тонкая тесьма.
И шуршат листами книжки
Старорусского письма.
Здесь озер застыли очи
Светлоярской глубины,
И пророчит утро кочет,
Клюнув яблоко луны!
Крепко связаны порукой
Радость встречи и печаль.
С другом - верная подруга
И с околицею даль.
Окликая ветлугая,
Лось трубит, подняв рога...
Осень в лисьем малахае,
Озорная и лихая,
Топчет первые снега.


        ВАЛЕНТИН УСТИНОВ

      Баллада о вечерней песне
              мужчин

     Шел дождь - по листьям семеня.
Густели в сумраке вершины.
Ночные завихри лещины
переполняла щебетня.
Но, птиц тесня, из-за плетня
неслось хмельно, полусерьезно:
        - Любите, женщины, меня
        сегодня - завтра будет поздно!..

     Я замер. Голову клоня,
впервые осознал морщины.
Где вы, незримые мужчины?
Где ваши стопки и стряпня?
Я сто печалей разменял.
А все так просто, все так просто:
         - Любите, женщины, меня
         сегодня - завтра будет поздно.

     А все так просто. Семена
с дождем планируют в лощины.
Чадит сушина. И общинно
мужчины дремлют у огня.
И мальчики, отцов тесня,
поют негромко и серьезно:
          - Любите, женщины, меня
           сегодня - завтра будет поздно!

Душа моя полна до дна.
Так пой, душа, светло и грозно:
           - Любите, женщины, меня       
            сегодня - завтра будет поздно!


               Три песни

Вот взбегу я на холм поднебесный
и, просвеченный радостью дня,
вскрикну:
             - Люди! Поймите, вы песни!

Но они не поверят в меня...

И, пронизан сочувствием лютым,
я - лицо над землей наклоня -
крикну:
             - Люди! Поймите, вы - люди!

Но они не постигнут меня...

Грудью рухнув на холм поднебесный,
из последней любви, из огня
я сложу им прощальную песню...       

Но они позабудут меня.


               Путем грома

Рвануло громом так, что сеновал
из серебристой тьмы сухой полыни
на острых вспышках черно-синих линий
взлетел туда, где бог чертей ковал.

И - оседлав лилово-пенный вал
циклонных гроз - исчезнул; и отныне
не знал никто из жителей в долине,
где он бывал, летал и пировал.

Лишь мы - его соратники по счастью -
прошли дорогой огнепальной страсти
до самого запретного конца,
до тех пределов,
                где ни дна, ни крышки -
лишь синева громокипящей вспышки,
и нимб венца,
и белый свет лица...

А Великий князь Константин Романов (полутаинственный
"К.Р.")?   Даром что из императорской фамилии.   Создавший
стихотворение, которое стало одним из лучших русских клас-
сических романсов:

         
         
         
               КОНСТАНТИН  РОМАНОВ

                *  *  *
Растворил я окно, - cтало грустно невмочь, -
   Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
   Благовонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно так пел соловей;
   Я внимал ему с грустью глубокой
И с тоскою о родине вспомнил своей,
   Об отчизне я вспомнил далекой,

Где родной соловей песнь родную поет
   И, не зная земных огорчений,
Заливается целую ночь напролет
   Над душистою веткой сирени.


А вот еще один автор, АБРАМ ЛЬВОВИЧ ХЕЙН, ветеран войны, писатель.  Человек, который увлекся идеей связи интелектуальной деятельности с психическим здоровьем. В литературном альманахе "Третье дыхание", выпуск 1, Москва, Ин-тер-Весы, 1994 г., была напечатана его статья "О целебной силе художественного мышления".  Вот  чем надо заниматься в это смутное время - создавать книги, проповедующие смысл, цель и способы восстановления  нравственного здоровья нации.Абрам Львович рассказал как-то удивительную историю времён войны.
При подготовке наступления от границы освобожденной Белоруссии на территорию Литвы, еще занятую немецкой армией, Абрам Львович - в то время командир артил
лерийской разведки целой армии, обходил в ночное время позиции, проверяя со своими офицерами ориентиры для предстоящей артподготовки.  Вдруг он остановился поражённый. От костра на опушке леса доносилась знакомая с детства еврейская песня.  Грубые мужские голоса пели ее... на идиш.Откуда здесь,  в Белоруссии, где фашисты поголовно уничтожили всех евреев и несколько миллионов белоруссов, взялись люди,  поющие  эту песню?  Каково же было его изумление, когда он узнал, что бородатые, вооруженные люди у костра - бойцы еврейского партизанского отряда, соединившегося накануне с Советской армией.  Утром был бой и не все, сидевшие в ту ночь у костра,  остались в живых.  А вот и та самая "Песня детства", её вольный перевод на русский мне подарил сам рассказчик. В его честь я публикую песню детства. У Абрама Львовича при его миниатюрной фигуре и лице аскета был мощ
ный бас. Как-то на собрании актива альманаха на "Солнечной стороне", когда мы уже
чаёвничали, он встал и спел эту песню на идиш. Это было что-то!

                У нас есть песенка,
                Поём ее мы вместе,
                Поются песни, поются песни,
                Звучит это так красиво,
                Это так ведь пели
                Отец и мать,
                Когда они оба детишками были.


        А-а-я-яй, вот так то,
        Звучит песня, звучит песня,
        Такая радость, такая радость.
        Пойте же, дети!
        А-а-я-яй, я-я-я-яй, я-я-я-яй,
        Такая радость, давайте все подпоем.


                У нас есть песенка,
                Поют ее на сэйдэре,*
                Поются песни, поются песни,
                Звучит это так красиво,
                Это так ведь пел
                Наш рэбэ в хейдэре**,
                Когда мы ребятишками были...

                Припев


                У нас есть песенка,
                Счастливая и благостная,
                Звучат песни, звучат песни,
                Звучит это так красиво,
                Это так ведь пела
                Вся наша семья,
                Когда мы ребятишками были.

                Припев
                * - хэйдер - школа

                ** сэйдэр - пасхальное застолье.

                Одна из миниатюр
                Абрама Львовича Хейна:

                *  *  *
                Я видел, как в тучу
                нырнула луна,
                И туча насквозь просияла,
                А мне показалось, что
                в кубок вина
                Кольцо золотое упало.


В антологии встретились два Дон Жуана: очень странная пара - один философски думает о том (когда-то надо же и об этом подумать), "что ненужный атом я не имел от женщины детей и никогда не звал мужчину братом" - это у Гумилева, а у Давида Самойлова старая развалина и маразматик Дон Жуан гоняется за служанкой  Каталиной, которая, о, позор, предпочитает молодого лакея. Похотливы стаприкашка
к которому в гости приходит Череп Командора... ну и финал карьеры! Что бы по этому поводу сказал Александр Сергеевич, но не тот, который написал "Ворона", а
тот, который написал "Дон Гуана"?  Вот видите - и  два Александра Сергеевича встретились в антологии, ну  кто бы мог подумать. Но более всего меня радует и, скажу без ложной скромности, является предметом моей гордости то, что впервые в одной книге встретились отец и сын, два поэта, две трагические фигуры новейшей российской истории: Сергей Александрович Есенин и Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. Вот это и есть проявление закона случайных чисел, дарящего нечаянную радость встреч и давшего название моей антологии

             
         НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ 

             Дон  Жуан

Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста;

А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжелого железного креста!

И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей, -

Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
         

                Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
        Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых
                трав...
Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад      
         Изысканный бродит жираф.


            
               Слово

В оный день, когда
                над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,         
Словом разрушали города.


И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому, что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово - это Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.


По постановлению Петроградской ГУБЧК
от 24 августа 1921 года один из лучших
поэтов «серебряного века» Николай Степанович
Гумилев был расстрелян. Точная дата и место
расстрела Гумилева неизвестны.
Возможно ему воздали за его неоднократные
заявления, что "миром должны управлять поэты"
"Заговор" Гумилёва, по мнению некоторых
историков был сфабрикован



До встречи