Экзистенциальная сказочка об иллюзорных решетках

Бескрайнее синее небо, по  которому медленно плывут  пушистые облака, сменяя друг друга вереницей причудливых форм. Глядя на их бесконечное движение от горизонта к горизонту, хочется лежать на траве и  не о чем не думать.
Слушать шелест листвы над головой, беспечное стрекотанье кузнечиков, перекличку  птиц и деловитое жужжанье шмеля; вдыхая запах луговых трав,  разглядывать кружево паутины на сломанной ветке, невесомо блестящей в заблудившемся солнечном луче, мелких букашек в круговерти их крошечной жизни и веселую россыпь смеющихся ромашек вокруг. Мысли разлетаются стаей потревоженных  бабочек. Полуденное солнце в зените. Безмятежность, разлитая в воздухе.
Здесь невероятно абсурдной кажется  гонка с препятствиями по серому лабиринту, по странному недоразумению называемому человеческой жизнью. Дурная бесконечность ходов,  коридоров, тупиков, каменных мешков, бездонных колодцев и обманных лестниц, и запертые там миллионы людей, безмерно одиноких, страдающих и вечно чего то ищущих... Кто-то из них ломает шаткую стену,  вламываясь в параллельный коридор, кто -то громоздит у стены трупы, пытаясь влезть на следующий уровень. Кто-то, отчаявшись, сидит на грязном полу, невидящим взглядом провожая прохожих. Кто-то рисует кривые кресты на стенах, кто-то разматывает  за собой тонкую красную нить — все напрасно. Здесь нет ни входа, ни выхода.
Впрочем, один выход все же есть. Ключ не спрятан в сменных декорациях тоннелей, не ржавеет на дне каменного колодца и не замурован в стене. Он есть у каждого заключенного, но о нем давным - давно никто не помнит.
Нужно однажды остановиться и перестать создавать иллюзорные решетки своей тюрьмы, осознав, что никакого лабиринта попросту нет. Сделать это практически невозможно  —  вот они,  ненавистные стены, протяни руку — и почувствуешь мертвый холод бетонных блоков, крикни — и услышишь гулкое эхо неживой пустоты.
Но жужжит над ухом полосатый шмель, ласково шелестит листва и неспешно плывут облака по июльскому небу. Назойливо пищит комар, впиваясь в предплечье. Надо бы поднять руку и прихлопнуть нахала, но я не могу — ломит онемевшие в смирительной рубашке руки, давит чересчур сильно затянутый жгут, саднит немилосердно исколотая кожа. Мигает болезненно  желтая лампочка, бликуя на стенах с облупившейся краской, пахнет нашатырем и формалином. Белый халат равнодушно перемещается к соседней койке.
Прощайте, ромашки. Мне пора возвращаться...