Что я могу понимать?

А вчера поняла я внезапно, что я не смогу
Постоянно идти против ветра и против теченья
И отстаивать дерзко свое непотребное мненье,
Выставляя при этом худую защиту свою.

А вчера поняла я внезапно, что я не смогу,
Что меня мир прогнет под себя и ещё поимеет.
И куда собралась я залезть, ничего не имея,
Кроме сердца большого, да парочки ножек и рук?

И кого собралась я учить толерантности, миру?
Кто меня будет слушать, когда я ничтожно мала?
Кто меня будет слушать вообще? Ведь у многих дела
Поважнее, чем это. И мне далеко до кумира,

Так что к крикам моим им прислушаться незачем. Что ж,
Я кричать буду дальше, плевать, что хотят тихий омут,
И знакомым кричать буду, и незнакомым, любому,
Что хочу я блевать и вгоняет в ужасную дрожь,

Когда слышу такое:«Их надо всех расстрелять,
Этих проклятых Богом, убогих, больных извращенцев!
Ишь придумали! Пол свой любить! У таких нету сердца!»
Я кричала, кричу
и, надеюсь, что буду кричать.

«Посмотри на неё, фу, она же жирнее слона!»
«этот чертов еврей лучше б жарился в адской печи!»
Ну, а что же страна?
А страна преспокойно молчит,
Только масла в огонь подливает по капле она.

Но вчера поняла я внезапно, что я-то ничуть
Не смогу изменить ничего, и жива, не жива.
Я боюсь под ужасные эти попасть жернова,
Ещё больше боюсь, что когда-нибудь я промолчу.

Ведь меня перемолет легко, как сухое зерно,
Я смешаюсь с таким же обычным и грубым помолом.
Но ведь я не хочу собирать своим грязным подолом
Все те злые сужденья, с которыми в сердце темно!

Из воды мне не выплыть сухой, как удачливый гусь,
Мне не вычистить мир с его непроницаемой злобой.
И я стану такой же: нечестной, тупой, узколобой,
И я этого тоже до дрожи в коленках боюсь.

А пока ещё не наступила такая зима,
Я стараюсь у совести не оставаться в долгу.
Но вчера поняла я внезапно, что я не смогу.

Но сегодня подумала: что я могу понимать?!