Недопонятой и незнакомой

Ты все та же: в колкостях ты переходишь на частности,
Болью чужой пытаясь унять свою.
Не пугаешься честности, правды и общей гласности,
Но бежишь от опасности птичьей стаей на юг.

Твои ноты звучат Америкой года двадцатого
Джазом, взглядом из-под приопущенных век
Твои мысли звучат рассказом писателя
Жившего, как животное, но умершего, как человек

И в руках ее, пахнущих мирром, кензо и ладаном
Сохнешь, как от заразы и таешь, как первый снег.
Если жить - то не век, теша к старости себя кладами
Своей памяти. Уходи. Дайте счет или чек.

Колешь больно, рисуешь черным карандашом,
Или пишешь углем на стене, выводя кое-как.
Эта жизнь, которая бьет ключом -
Не твоя. ты рычишь, будто свора бродячих собак.

Выбираешься из колодцев, из передряг
Оставаясь при этом женственной, как Магдалина
И давно уже наплевать, кто тут друг, кто враг,
Кто плевал в лицо и кричал тебе что-то в спину.

Ты боишься себя, рассветов и постареть,
И луну в ночи принимаешь, как Божью милость,
Как небесную манну, как благодать, как твердь
Для опоры. Ни капельки не изменилась.