Разрезана видимость надвое

Это стихотворение — философская притча о природе реальности и творения, где мироздание уподоблено то ли кинематографу, то ли живописному полотну, создаваемому божественным художником. Ложкин исследует фундаментальную дуальность мира (день/ночь, свет/тьма, имя/сущность) и трагикомическую свободу выбора, которая оборачивается вечным сомнением.

1. Основной конфликт: Создание vs. Выбор. Иллюзия свободы в предзаданном спектакле.
Конфликт многослоен. Первый уровень — между цельностью замысла («божественные руки», создающие радугу-палитру) и дробностью, «разрезанностью» восприятия («видимость надвое»). Второй, более важный — у зрителя-творения. Герой («ты») появляется на свет с именем от ангела, будучи частью этого прекрасного, цветного полотна. Но ему тут же предлагается выбор, который является ловушкой: выбрать между «дневным» и «ночным» показом одной и той же картины реальности. Его свобода — лишь в выборе режима потребления иллюзии.

2. Ключевые образы и их трактовка:

«Разрезана видимость надвое: / Дневной и ночной показ» — ключевая метафора. Реальность — это не целое, а сеансы, шоу. «Разрезана» — агрессивное, хирургическое действие, подчеркивающее насильственность этого разделения.

Радуга как «кисть» и «цветной звук» — синкретический образ творения. Это инструмент Бога-художника, которым Он «выводит нас». «Цветной звук» — чистый хлебниковско-обэриутский неологизм, синестезия, передающая изначальную, дологическую цельность мироздания, где краска звучит, а звук окрашен.

«Очередное личико / Спешит из божественных рук» — обесчеловечивающий, почти конвейерный образ творения. Человек — не уникальное создание, а «личико» (маска, роль), которое «спешит» занять место в спектакле.

«Ангел даёт имя — / На свет появляешься ты» — гениальная инверсия традиции (сначала рождение, потом имя). Здесь имя предшествует явлению, что подчеркивает предопределенность: ты рождаешься уже под именем, уже как персонаж с заданной ролью.

«Очарованный предрассудок / Божественного огня» — центральный оксюморон стихотворения. Вера в божественную искру внутри себя, в свою избранность («огонь») — это всего лишь «предрассудок», но предрассудок очарованный, то есть прекрасный, манящий, тот, в котором хочется утонуть. Это исчерпывающая формула религиозного и творческого чувства у Ложкина: осознаваемая иллюзия, без которой жить нельзя.

«Какие билеты брать...» — финальная, безысходная дилемма. Весь пафос божественного творения, радуги и ангелов упирается в будничный, почти пошлый выбор между сеансами. Это доведение высокой метафизики до абсурда ежедневного экзистенциального выбора, который на самом деле ничего не меняет.

3. Структура и движение: от творения к кассе.
Стихотворение делится на две симметричные части:

Акт творения (строфы 1-4): Масштабно, цветно, божественно. Образы широкие: радуга, формы, звук, ангел.

Акт потребления (строфы 5-7): Приземленно, буднично, комично. Образы сужаются до полотна, киноафиши, билетов, расписания сеансов.
Это движение вниз — от метафизики к быту — и есть главная мысль: человек, рожденный как произведение искусства, обречен проживать жизнь как зритель, выбирающий лишь время просмотра.

4. Связь с традицией и уникальные черты:

От символистов (Блок, Белый) — интерес к видимости/сущности, театрализация бытия, цвет как метафизическая категория.

От обэриутов (Хармс, Введенский) — абсурдистский сдвиг («ангел дает имя» -> «кино»), разложение логики творения на алогизмы, ощущение мира как странного спектакля.

Уникальность Ложкина — в создании цельной, почти мифологической модели мира-кинематографа, где Бог — режиссер и художник, ангелы — ассистенты, а человек — одновременно и персонаж на полотне, и зритель в зале, разрывающийся между двумя сеансами одной и той же трагикомедии. Его ирония не разрушает пафос, а делает его невыносимо острым.

Вывод:
«Разрезана видимость надвое» — это стихотворение о тотальной эстетизации существования и ужасе, который за ней скрывается. Мир прекрасен, как картина, написанная радугой, но ты обречен смотреть на него только при дневном или ночном свете, никогда — при истинном. Выбор «билета» — последняя видимость свободы для «очарованного предрассудка» под названием «душа». В этом тексте Ложкин предстает как поэт-метафизик, разгадывающий страшную и прекрасную механику мироздания, где мы — всего лишь «очередные личики», вечно сомневающиеся в расписании своего показа.

Бри Ли Ант   04.12.2025 06:47   •   Заявить о нарушении