Поэма о Мёртвых Душах - Глава V

 ГЛАВА  V

КЛУБНИЧКА

«А  Кувшинников, то  есть  это  такая  бестия,
подсел  к  ней  и  на  французском  языке  подпускает
ей  такие  комплименты…Поверишь  ли, простых  баб 
не  пропустил. Это  он  называет  попользоваться
насчёт  клубнички».

Н.В. Гоголь  «Мёртвые  души» т.I

Часть I

I
Наверно, всё  же, что  тут  ни  пиши,
Кого-то  мама  в  детстве  проглядела.
Душа – она  ведь  может  жить  без  тела.
И, кажется, нет  смерти  для  души,
Но  только  если  бросить  взгляд  окрест,
Пусть  не  на  всю, на  часть, хотя  бы, суши,
На  многих  можно  смело  ставить  крест,
Ведь  их  уже  давно  скончались  души.
Продолжим  наш  усопших  душ  парад.
Кувшинников  сегодня  был  бы  рад –
Цветёт  клубничка, и  махровым  цветом,
Хотя  плодов  не  может  дать  при  этом.
Подпольные  публичные  дома,
И  сауны  с  парилкой  и  джакузи,
И  VIP  и  «Эксклюзив»  и  «Муси- Пуси»…
Кувшинников  бы  тронулся  с  ума.
Примета, видно, времени  такая.
Что  там  творится – Мама  дорогая!
Намедни,  две  девицы  у  крыльца
Какого-то  ругали  подлеца,
Кричали  в  трубку, чтоб  для  эксклюзива,
Козёл  тот  захватил  презервативы.

II
А  мы  заглянем  в  ясли. Детский  сад –
Ступень  уже  другая, мы-то  знаем.
Мы  лишь  со  стороны  понаблюдаем.
Пусть,  всё-таки,  порадуется  взгляд!
Что  вырастет  из  них, не  знаем  мы.
Не  дай  Бог, этот, в  кепке, станет  вором,
И  ждут  его  просторы  Колымы,
А  этот – белобрысый – сутенёром.
Кто  знает, что  таится  в  их  душе?
Не  всё  ли  предначертано  уже?
И  если  души, всё  же, умирают,
Они, быть  может, в  детстве  загнивают?
Кто  знает, как  ответить  на  вопрос:
Как  вырастить, чтоб  было  не  обидно?
Ведь  в  детстве  ничего  ещё  не  видно,
Не  видно  и  когда  уже  подрос.
Конечно, не  сказал  бы  я  и  слова,
Коль  вырастить  их  можно  было  снова,
И  если  не  успел  годам  к  шести,
Тогда, как  говорится  уж, прости.
Слепил  из  глины  Машеньку  иль  Грушу,
Но  душу  позабыл  вложить  в  них – душу.

III
Так  вот  и  белобрысый  сутенёр
Был  в  детстве  просто – пальчики  оближешь.
Давайте  подойдём  к  нему  поближе –
О  нём  ведь  наш  и  будет  разговор.
Он  вырос, и  конечно, возмужал.
При  усиках, одет  всегда  по  моде.
Пять  девочек, всего-то, и  держал.
С  них  «бабки» не  плохие  были, вроде.
И  вся  работа – это  чистый  рай!
Ходи, да  с  девок  деньги  собирай.
Давай  ещё  в  газету  объявленья.
Они  приедут,  хоть  на  день  рожденья!
Тебе  станцует  прямо  на  столе
Какая-нибудь  Грушенька  ламбаду,
Ещё  и  в  голом  виде, до  упаду,
И  будешь  ты  сидеть  в  своей  норе,
И  пялиться  на  это  представленье:
Так  вот  какой  ты, секс  по  объявленью!
Да, знаю, знаю, Пушкин  же  сказал:
«Да  здравствуют  гризетки!» - он-то  знал,
Он  с  ними  проводил  и  дни  и  ночи.
Мол, «это  и  дешевле  и  короче».

IV
А  может  быть  такой  ещё  расклад:
Рабы – и  это  тоже  очень  плохо.
Какая-нибудь  юная  дурёха
Попалась  сутенёру, он  и  рад.
Увёз, и  запер  где-нибудь  в  подвал.
Тогда  ей  и  платить  уже  не  надо.
И  ты, наверно, много  бы  отдал,
Уделать  чтобы  этого  пирата.
Зажать  его  в  дверях, да  не  всего –
Мужское  лишь  достоинство  его,
Чтоб  дальше  голосил  он  лишь  фальцетом,
Но  песенка  его  была  чтоб  спета.
Тебе  бы  в  этом  деле  я  помог.
Заметил, что  зверей  они  в  нас  будят?
Надежды  нет, что  правильно  осудят,
А  нам  важнее, всё-таки, итог.
А  нам  важней, чтоб  этих – без  души,
Кусали  бы  на  нарах  долго  вши.
Но  рабство, хоть  бывает, но  не  часто.
Такая, видно, есть  на  свете  каста:
Ночные  феи, гейши, куртизанки…
Да, наша  жизнь, как  всё – не  без  изнанки.

V
Куда  деваться! Мир  всегда  таков!
Древнейшая  профессия, я  знаю.
Она  прошла  до  нас, я  понимаю,
Вот  так  же, нагишом, сквозь  тьму  веков.
И  нам  тут  ничего  не  изменить,
Не  втиснуть  всех  в  одни  и  те  же  рамки.
И  их  удел – потом  уже  грустить.
А  дети  их  возможные – подранки.
И  это  в  лучшем  случае  ещё,
А  может  быть  другой  уже  расчёт:
Сначала  и  веселье, и  попойки,
А  после  и  ребёнок  на  помойке,
Хотя, чего  уж  лучшего  желать?
А  может, так  и  лучше  будет  даже.
Второй  родится – нужен  он? -  туда  же!
С  душою  мёртвой, разве  это  мать?
И  что, читатель, делать  нам  с  тобою?
Пройдём  поспешно  мимо  мы. Не  скрою,
Что  хочется  уж  выйти  поскорей
Из  мира  сутенёров  и  б…..
На  свежий  воздух, к  чистому  окошку,
И  там  передохнуть  совсем  немножко

VI
А  завтра  снова – крытый  тарантас,
Чубарый, в  нетерпенье  бьёт  копытом…
Просеем  беспощадно  мы  сквозь  сито
Всё  то, что  в  жизни  мчится  мимо  нас.
Расставим  всё  по  полкам: кто  подлец,
Бездушный  и  отъявленный  подонок,
Наружу  эту  сволочь, наконец!
Который  перепортил  нам  девчонок.
Ведь  эдак,  скоро, рыская  окрест,
Ты  можешь  не  найти  уже  невест.
Невесты  все  в  грехах  уже  погрязли.
Не  зря, не  зря  зашли  мы  нынче  в  ясли!
Хоть  будешь  знать, где  надо  их  искать –
Чистейших, как  слеза, и  непорочных.
Ты  глянь, как  в  этих  странах-то  восточных,
Ведь  если  эти  страны  проскакать –
Там  места  вовсе  нет, где  поселиться,
И  дети – как  горох, как  говорится.
Земли  не  видно – очень  много  их!
А  он  тут  мне  девиц  суёт  своих,
И  хочет  жить  и  дальше  русским  баем!
А  между  тем, мы  просто  вымираем.

Часть II
ТУРЕЦКАЯ  ЗАРИСОВКА

I
Сухая  речка, мост, и  мы  втроём…
Уже  сгустился  сумрак  южной  ночи…
И  что  от  нас  усатый  этот  хочет,
Мы  битый  час  вдвоём  не  разберём.
По-русски  говорю  ему: «Милок,-
Глаза  таращит  турок, как  агаты,-
Намёком, что  ли, как-нибудь  помог.
У  нас  с  турецким, видишь, плоховато».
А  он  своё  бубнит  под  нос, бубнит,
И  только  по-турецки, паразит.
И  потчует  халвой  и  кока-колой.
С  неё  ли, что  ли, он  такой  весёлый?
И  спать  пора, слипаются  глаза.
Пора  уже  спроваживать  «комрада».
И  спутница  моя  уже  не  рада,
Тем  более, что  слышится  гроза.
И  тут  Алёну  словно  осенило:
- Он  хочет, чтобы  я  с  ним  согрешила!
Сон  как  рукою  сняло  в  тот  же  час.
- Он  явно, сволочь, спутал  с  кем-то  нас!
Эх, жаль, что  здесь  не  стены  Измаила!
Там  выдержка  мне  пусть  бы  изменила.

II
Я  встал  и  чтоб  закончить  разговор,
Прощаясь, жму  турецкую  ладошку.
Помял  ему  её  совсем  немножко –
По  роже  вижу – явный  перебор.
- Спасибо  за  халву  и  за  питьё,
Но  нам  уже  пора  на  боковую.
А  турок  всё  косится  на  неё,
И  думает, что  это  я  шуткую.
Когда  уже  палатку  возвели,
Куранты  на  руке  пробили  три.
Турецкий  наш  любовник, - вот  потеха! –
В  машину  сел  и, вроде  как, уехал.
Не  тут-то  было! Где-то,  через  час
Приехал  не  один  он, а  с  друзьями.
А  мы  уже  лежим  в  какой-то  яме.
Алёна  шепчет: «Ищут, гады, нас!»
Не  знаю, только  так  или  иначе,
Турецкий  друг  был  сильно  озадачен:
Халву  сожрали  с  колой  и – привет!
Палатки  нет, а  нас  простыл  и  след.
И  долго  сексуальные  маньяки
По  берегу  кружили, как  собаки.

III
Таков  урок. Учителя  где  взять?
Их  много  очень  встретилось  в  дороге.
Надежда  лишь  одна  была – на  ноги,
А  также  кулаки, чтоб  устоять.
Что  Турция – красивая  страна,
И  что  побыть  там  хочется  подольше,
Во  власти, словно  радужного  сна,
И  что  людей  хороших  всё  же  больше,
Не  надо  объяснять, надеюсь, мне.
И  вы  уже  бывали  в  этом  сне,
А  если  нет, вас  ждут  ещё  сюрпризы,
Тем  более, туда  теперь  без  визы.
Для  них  мы   - всё  ещё  СССР,
А  русские  красавицы  продажны,
Но  им  не  утолить  турецкой  жажды,
Как  той  же  кока-колой, например.
Тут  плакать  бы  пора, а  не  смеяться.
За  наших  женщин  там  готовы  драться!
У  них, как  специально  для  войны,
Рождаются  сплошные  пацаны.
Для  них, и  можно  долго  тут  беситься,
Лицо  России – ниже  поясницы.   

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.stihi.ru/2013/08/30/3896