Антология Закон случайных чисел. Встречи I и II

               


                ВСТРЕЧА  I.
               
                (в колонтитуле лицевая сторона суперобложки)

У этой книги есть и другие названия: "Опыт частной антологии", или
"Мои воспоминания о поэзии".  Антология охватывает время от Валерия
Катулла и французских поэтов XIV-XV веков до поэтов XIX-XX веков.
Почему однажды мне пришла в голову мысль о подготовке этой книги
как-нибудь в другой раз. Издание не коммерческое. Все 600 экземрляров
с разрешения дирекции института, где я проработал более сорока лет,
отпечатаны на ризографе в типографии института. Все средства вырученные,
от продажи части тиража ушли на оплату труда переплётчиц
 и печатников в их нерабочее время.  Большая часть за гроши была
раскуплена друзьями поэтами, часть через магазин книги,  часть отдана
в оплату за бумагу, краски, плёнки, гравировку на бронзе матриц для
рельефного орнамента обложки антологии. Часть подарена известным
поэтам, чьи стихи были включены в антологию. Это Григорий Поженян,
Андрей Вознесенский, Юна Мориц, Юрий Кублановский, Булат Окуджава,
Евгений Евтушенко, Бэла Ахмадулина, , а также некоторые мои друзья
поэты, чьи стихи также попали в антологию.
    Художественное оформление титульных листов поэтов моё собственное.
Издание книги в конце нечистых 90-х было в то время актом вызова
культурной катастрофе, как проказе разъедавшей культурные традиции
России. Не знаю каким ветром, но часть книг попала в магазин русской
книги в Вашингтоне. Она находится почти во всех именных библиотеках
Москвы, а также в ЦДЛ, библиотеке МГУ, в бывшей Ленинке, в Питере
в Государственной национальной библиотеке, в центральной детской
библиотеке Москвы, в библиотеке политехнического музея, в библдиотеке
музея Новгородского Детинца и бог его знает, где ещё, да в Иерусалиме,
в библиотеке общества российско-израильской дружбы.
  На выход антологии отреагировала и "Литературная газета"

     Начну представление антологии со стихов так рано трагически
погибшего мыслителя, философа и замечательного поэта, парии своего
аристократического класса и друга Байрона, ПЕРСИ БИШИ ШЕЛЛИ.


                ИЗМЕНЧИВОСТЬ
                перевод  К. Чемены

                Мы облака, закрывшие луну...
                Мы светимся, и кружимся, и вьёмся,
                Но, поблистав минуту лишь одну,
                Уйдём во мрак и больше не вернемся.

                Мы лютни, позабытые давно...
                Рассохшиеся и в неверном строе,
                Мы отвечаем ветру то одно,
                То миг спустя совсем уже другое.

                Мы можем спать - и мучиться во сне,
                Мы можем встать - и пустяком терзаться,
                Мы можем тосковать наедине,
                Махнуть на все рукою, развлекаться, -

                Всего проходит краткая пора,
                И все возьмёт таинственная чаща:
                Сегодня не похоже на вчера,
                И лишь Изменчивость непреходяща.

        Далее время от времени я буду чередовать стихи любимых поэтов
        с фрагментами моих вступительных статей.


                О КНИГЕ И ЕЁ ГЕРОЯХ


        Поэзия - явление иной,
        Прекрасной жизни где-то по соседству
        С привычной нам, земной.
        Присмотримся же к призрачному средству...
               
                Александр Кушнер


                Так верить Канту или не верить?..

   Иммануил Кант в своей эстетике, вразрез с формализмом
понимания прекрасного, объявил высшим видом искусства
поэзию, так как она, по его  мнению,  способна 
возвыситься до идеала. Не будем устраивать дискуссию
по этому поводу.
  Но заметим, что высокая поэзия в самом обобщенном виде -
это философия, формализованная  в стихотворную  матрицу,
или алгоритм, если угодно. Важнейшим свойством поэзии,
помимо её гармонических высот является рациональность
этого вида искусства
    Только поэзия способна на крохотном поле боя размером
в 20-30 строк выиграть большое сражение. И тут поэзия
(в силу рациональной, лаконичной формы, несущей огромную
информацию) сближается... с математикой.
   Не случайно уже для первых ЭВМ были разработаны программы
для стихосложения В одном из моих стихотворений, вошедшем
отдельной главой в фантастическую поэму"Космогоны" есть слова:

                "Штампуют роботы стихи,
                Так делают болты и банки,
                А вы, мои уж так лихи,
                Познали благости изнанку..."

     Думаю, всё же, новейшим компьютерам легче обыгрывать
шахматистов, чем творить ПОЭЗИЮ, а не рифмованную
банальщину.
     Прав был Кант, или не прав, пусть спорят искусствоведы.
Но доподлинно известно, что единственный вид литературы,
который покупают в России хуже всего, а чаще всего вообще
не покупают - это поэзия.
     И это в стране, о которой во все времена можно было сказать

                "Счастливая страна - одна шестая света,
                Не хватит хлебушка, так досыта поэтов..."

Просто не верится, что в Москве ещё лет 30 назад была целая
сеть магазинов,  торгующих поэтическими книгами. Поэтому так
важен портал СТИХИ РУ. Пусть далеко не всё, что публикуется
на портале соответствует понятию ПОЭЗИЯ. Но есть кислород,
есть где дышать, а молодым есть у кого учиться. Уверен, что
поэты, собранные под обложкой "Закона случайных чисел" помогут
в решении  и этой задачи.

               

                ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ  ГЕТЕ

                Посвящение к “Фаусту”
                Перевод В. Набокова
               
                Вы снова близко, реющие тени.
                Мой смутный взор уже вас видел раз.
                Хочу ль теперь безумия видений?
                Запечатлеть попробую ли вас?
                Теснитесь вы! Средь дымных испарений -
                да будет так! - вы явитесь сейчас;
                по-юному мне сердце потрясает
                туман чудес, что вас сопровождает.

                Отрада в вас мне чудится былая,
                а тень встает родная не одна,
                встает любовь и дружба молодая,
                как полузвук, преданье, старина,
                и снова - боль, и жалуясь, блуждая
                по лабиринту жизненного сна,
                зову я милых, счастием жестоко
                обмеренных, исчезнувших до срока.

                Те, для кого я пел первоначально,
                не слышат песен нынешних моих,
                ушли друзья и замер отзвук дальний
                их первого привета. Для чужих,
                неведомых, звучит мой стих печальный,
                боюсь я даже одобренья их,
                а верные мне души, если живы,               
                скитаются в изгнаньи сиротливо.

                По истовом и тихом царстве духа
                во мне тоска забытая зажглась,
                трепещет песнь, неясная для слуха,
                как по струнам эоловым струясь,
                и плачу я, и ужасаюсь глухо,
                в суровом сердце нежность разлилась;
                все настоящее вдали пропало,
                а прошлое действительностью стало.

  Именно такие чувства обуревали меня во время работы над антологией,
будто я кончиками пальцев ощущал ускользающие от меня тени великих
поэтов. Это они во все времена были пророками истории и часто -
её кровавыми жертвами.

               

               
                ВСТРЕЧА  II.
          

Мерой оригинальности сюжета и формы служит талант и только талант, свой, отличный
от других взгляд на вещи и события, метафоричность и оригинальность потока созна
ния и некая стихийная, языческая сила слова, научить которой невозможно. С этим
просто рождаются. Или в противоположность этому качеству, неповторимая, яркая,
чётко выверенная гармония мысли и чувства, отлитая в совершенную ритмическую форму сонета, например. Всё это давно и хорошо известно, но не худо повторить перед тем необычным и прямо скажем - невероятным, если вы только не профессио нальный психиатр и нейропсихолог, о чём, дорогой читатель я хочу поведать. А поведать я хочу об одном несостоявшемся поэте и о связи самой поэзии с феноменом человеческого сознания и с пониманием нравственности, как противления безумию и смерти.
Тот, кто уже прочёл один из моих "Снов Прометея", а именно о Льве Засецком, тот
уже догадывается о чём пойдёт речь.

                Поэзия и психиатрия?..

     Связь механизмов человеческого  сознания с процессом художественного лите ратурного творчества и в особенности поэтического - одна из наиболее интригующих тем, и в самом широком философском  смысле  связывает  теорию информации и тео
рию поэтического  творчества  с одной стороны, и нейропсихологию и психиатрию - с другой.
     На первый взгляд такое сопоставление  выглядит совершенно парадоксально, но лишь до того момента,  пока мы не получаем доказательства  внутренней связи этих явлений.
     В 1973 г. ныне покойный профессор Александр Романович Лурия - один из крупнейших,  с мировым именем нейропсихологов  (нейропсихолог - дословно - человек, изучающий механизмы сознания)  выпустил книгу "Потерянный и возвра-
щенный мир", названную по аналогии с бессмертной поэмой "великого слепца" Джона Мильтона "Потерянный и возвращенный рай".  Эта книга посвящена одному из самых необычных пациентов профессора Лурии - Льву Засецкому. Во время жестоких боев за освобождение Вязьмы зимой 1943 г. лейтенант, командир взвода огнемётчиков Лев Засецкий, при форсировании по  льду реки Вори получил проникающее пулевое ране-
ние  в  левостороннюю  затылочно-теменную  область  мозга. Пуля была извлечена хирургом.  Но  в  этой части мозга,  как  показало позднейшее диагностирование, произошли слипчивые процессы.  И  в области мозга,  ответственной за самые слож-       
ные  проявления  психики, членораздельную  человеческую речь, память и зрение, возникла большая  каверна  (пустое пространство), как безжалостно показала  рентгенограмма мозга, приведенная в книге Лурии.  Юный  лейтенант, застенчивый
и улыбчивый,  каким впервые увидел  его  Александр Романович, был глубоким и безнадежным инвалидом. Карлу Левитину, автору небольшой книги "Мимолетный узор", посвященной проблемам нейропсихологии,  посчастливилось читать дневники Засецкого в лаборатории  нейропсихологии института им. Бурденко  при жизни самого  А.Р. Лурии.  Дневники эти Засецкий стал писать после многих лет невероятной,
фантастической по напряжению и риску работы под руководством Лурии. Вот короткий фрагмент, приведенный в книге Левитина: "Словно колебания струны вокруг островка чтения. Я смотрю на чернильную точку и вижу только три буквы, вижу заодно нити и точки тысячами и дрожащие струны."
Ежедневно его преследовали головокружения. сводящие с ума головные боли, "смущения тела", как он их называл, когда вдруг он чувствовал, что голова его - огромный шар, а руки и ноги крохотные. Или вдруг он переставал видеть поло-
вину своего тела, как будто становился невидимкой. И это все изо дня в день, из года в год на протяжении 25 лет.
Единственным способом общения с внешним миром,  найденным с помощью Лурии, явилась письменная речь, как правило ясная и ритмизированная, напоминаю щая белые стихи. Эти тексты он писал, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы бук
вально как на канате над бездной (помните "Канатоходца" Высоцкого?) удержаться на самой кромке сознания. Причем он писал ритмизированные тексты. Писал сразу, сходу, не думая. Обдумывание для него было гибельным. Он вытягивал как бы гото вые, априорно, изначально содеянные в тайных глубинах мозга фразы и исписывал целые тетради. Не напоминает ли это вам, дорогие читатели, кто хотя бы раз
в жизни испытал подлинное вдохновение, что и вы "списывали", не думая откуда в сей миг родилась ваша гениальная строка, иногда post factum спрашивая: "откуда и моя ли она?" Феномен творческой одержимости поэта и феномен воссозданной деятельности изувеченного мозга имеют один механизм?!

Вот вам еще одна информация к размышлению:
               
                И снова в бессилии сильном, в упадке душа,
Опять меня грусть пожирает. Не хватит...
Не хватит ли жить мне на свете?
Не знаю, быть может не стоит,
Но более сильные мысли твердят мне иное,
Они мне твердят:
  "Подожди, ведь время теперь не такое -
  Зазря умирать по пустому.
  Быть может вернешься ты в строй..."
И верно, я часто мечтаю быть прежним,      
Таким, каким был до раненья...

 
Прошу вас, внимательно, внимательно вчитайтесь в этот текст. Я был знаком и имел счастье не раз беседовать с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским. Как то мы заговорили о поэзии и он сказал: "Вы не поверите, я плохо знаю современную поэ зию, вот Пушкин - другое дело, его я знаю от корки до корки, когда я его читаю, у меня такое ощущение, что катятся глыбы золота". Я не раз слушал, как читает Пушкина Смоктуновский: его голос, его дикция, эти паузы, замедление темпа стиха, подобное замедлению хода времени. Забыть невозможно. Так вот, когда я читаю при веденный выше отрывок, я слышу голос Иннокентия Михайловича со всем присущим только ему погружением в глубину стиха, и внутренним слухом поверяю безошибочную гармонию стихотворной речи. Наверное, вы догадались, что это стихотворение напи
сано Засецким? Кому бы я ни показывал этот отрывок, все в один голос говорили: да, это стихи, причем с неподдельной глубиной и гармонией. Правда, говорили иные, слегка подчистить надо, не очень убедительно в "бессилии сильном..." Если бы речь шла о стихах здорового человека, да и моих собственных, я бы, возможно,
согласился. Но кто кроме Льва Засецкого в его трагической, непрерывно трагической жизни, лучше знает  и понимает, что такое в бессилии сильном душа? Отрывок этот я  выписал из книги Лурии, где он цитирует выдержки из тетрадей Льва Засецкого, присланные в феврале 1973 г. из города Кимовска Тульской области. А теперь, доро гой читатель, я признаюсь в маленькой хитрости. Это действительно подлинный
текст Льва Засецкого из тетради. Только в строфику выстроил я его сам и расставил запятые, отточия и кавычки. И вот что получилось...  Непостижимо!

     Газета "Гардиан" от 5 мая 1973 г. писала о Засецком:
"Большинство из нас на его месте остались бы беспомощными
инвалидами. Засецкий же решил взять судьбу за горло -
- подобно Бетховену, но только в еще более драматической
ситуации".


     А вот выдержка из письма профессора Пенсильванского университета (Филадельфия, США) Дж. Леви:

        "...Те кошмары, которые ему приходится переносить -
драгоценный дар, не имеющий цены... Но благодаря
своей блестящей одаренности  и сверхчеловеческому
упорству, Засецкий сумел сделать свою жизнь необы-
чайно важной и ценной для всего человечества...
Я чрезвычайно счастлив тем, что принадлежу к тому
же, что и он виду, населяющему Землю - виду людей.
Он сумел сделать  больший вклад в науку, чем
все исследования всех неврологов вместе взятых."

  Меня же, дорогой читатель, одолевают сомнения, не лишила ли нас немецкая пуля еще одного замечательного поэта, и не поэтический ли дар - тайная тайных ритми ческой речи, позволил ему выкарабкаться из бездны беспамятства и безумия.


Далее несколько стихотворений из антологии:



                НИКОЛАЙ  АСЕЕВ

Новатор, близкий друг Владимира Маяковского, его биограф. Большинству стихов Асеева присущ чёткий ритм марша, этот ритм чувствуется даже в коротком лирическом
стихотворении

             Стихи мои из мяты и полыни,
             полны степной прохлады и теплыни.
             Полынь горька, а мята горе лечит:
             игра в тепло и в холод - в чёт и нечет.
               
             Не человек игру ту выбирает -
             Вселенная сама в неё играет.
             Мои стихи - они того же рода,
             как времена круговращенья года. 




               ЭДУАРД  БАГРИЦКИЙ

Талантливейший поэт, яркий романтик, подстать Бабелю, один из менестрелей
революции и один из первых, кто осознал в какой исторический тупик устремилась
послереволюционная Россия.

    
                Контрабандисты

             По рыбам, по звёздам
                Проносит шаланду:
             Три грека в Одессу
                Везут контрабанду.
             На правом борту,
                Что над пропастью вырос:
             Янаки, Ставраки,
                Папа Сатырос.
             А ветер как гикнет,
                Как мимо просвищет,
             Как двинет барашком
                Под звонкое днище,
             Чтоб гвозди звенели,
                Чтоб мачта гудела:
             - Доброе дело! Хорошее дело! -
             Чтоб звезды обрызгали
                Груду наживы:
             Коньяк, чулки
                И презервативы...
              . . . . . . . . . . . .

             Двенадцатый час -
                Осторожное время.
             Три пограничника,
                Ветер и темень.
             Три пограничника,
                Шестеро глаз -
             Шестеро глаз,
                Да моторный баркас...
             Три пограничника!
                Вор на дозоре!
             Бросьте баркас
                В басурманское море,
             Чтобы вода
                Под кормой загудела:
             - Доброе дело!
                Хорошее дело! -
             Чтобы по трубам,
                В ребра и винт,
             Виттовой пляской
                Двинул бензин.
             Ай, звездная полночь!
                Ай, Черное море!
             Ай, Черное море!..
                Вор на воре!
               . . . . . . . . . . .

             Вот так бы и мне
                В налетающей тьме
             Усы раздувать,
                Развалясь на корме,
             Да видеть звезду
                Над бугшпритом склоненным,
             Да голос ломать
                Черноморским жаргоном,
             Да слушать сквозь ветер,               
                Холодный и горький,
             Мотора дозорного
                Скороговорки!
             Иль правильней, может,
                Сжимая наган,
             За вором следить,
                Уходящим в туман...
             Да ветер почуять,
                Скользящий по жилам,
             Вослед парусам,
                Что летят по светилам...
             И вдруг неожиданно
                Встретить во тьме
             Усатого грека
                На черной корме...
             Так бей же по жилам,
                Кидайся в края,
             Бездомная молодость,
                Ярость моя!
             Чтоб звездами сыпалась
                Кровь человечья,
             Чтоб выстрелом рваться
                Вселенной навстречу,
             Чтоб волн запевал
                Оголтелый народ,
             Чтоб злобная песня
                Коверкала рот, -
             И петь, задыхаясь,
                На страшном просторе:
             - Ай, Черное море,
                Хорошее море!..



           КОНСТАНТИН  БАЛЬМОНТ

Поэт и переводчик. Один из ярких представителей "серебряного" века.
 
                *  *  *

       Люблю тебя, законченность сонета,
       С надменною твоею красотой,
       Как правильную четкость силуэта
       Красавицы изысканно-простой.

       Чей стан воздушный с грудью молодой
       Хранит сиянье матового света
       В волне волос недвижно-золотой,
       Чьей пышностью она полуодета.

       Да, истинный сонет таков, как ты,
       Пластическая радость красоты, -
       Но иногда он мстит своим напевом.

       И не однажды в сердце поражал
       Сонет, несущий смерть, горящий гневом,
       Холодный, острый, меткий, как кинжал.



            ЮРГИС  БАЛТРУШАЙТИС

Поэт, дипломат. Один из первых русскоязычных поэтов-символистов

                Хвала рабам

       В борьбе веков велик ваш долг суровый,
       Влачащие ярмо земли сердца,
       Бездольные избранники христовы,
       В цепях труда - сподвижники Творца!

       Невольник нивы, древний Божий воин,
       Чей каждый миг - лишь дрожь
                и дрожь в пыли,
       Ты средь людей один венца достоин,
       Что вырыл плугом солнце из земли.

       Раб молота, кующий месть в кинжале,
       Как в славе часа жребий твой ни мал,
       Свое упорство слив с упорством стали,
       Ты строил век и мудрость дня ковал...

       И ты, пастух, что меришь в жизни сроки
       Безлюдием звериного пути,
       Благословен твой жребий одинокий,
       Твой посох будет в вечности цвести!

       И пусть ваш долг в кругу неволи цепкой
       И сир, и строг, как ваша скорбь строга,
       Но на земле лишь вами время крепко,
       Из ваших слез возникнут жемчуга.


               
                НИКОЛАЙ БЕСЕДИН

Удивительно тонкий поэт Николай Беседин. Мы встречались с ним в связи с нашими
публикациями в выходившей в самом начале 90-х газете "Ностальгия". Бывший военный, офицер, он производил впечатление цельной гармоничной натуры.
Человека, которому глубоко чужды мельтешение и мелькание по жизни. Он ушёл рано, не дожив и до 50-ти лет.


                А V Е

       Снег идет. Снег идет. Снег идет.
       Как вчера. Как сто лет. Как впервые.
       Снова кто-то с надеждой поет:
 
             - АVЕ, Мария!

       От беды, от огня, от воды,
       От всего, что терзает и ранит,
       От всего, что оставит следы,
       От всего, что следы не оставит.
       Ты спаси, Ты спаси, Ты спаси!
       Просят добрые люди и злые.
       И вздымаются руки без сил:
   
            - АVЕ, Мария!    

       День за днем, от дорог до дорог,
       Где добра и прощения мета,
       Где упали не вдоль - поперек,
       Словно лезвия, полосы света.
       О тебе. О тебе. О тебе.
       На воде, на земле, в небе синем.
       О грядущем твоем, о судьбе...

             - АVЕ, Россия!


           До встречи