Августовская ночь

Август пахнет увядающей берёзой и закатом. Дорожная пыль, не успевая осесть после проехавшей с шумом машины, уносится прохладным северным ветром далеко, туда, где уже никто не сможет ступать на неё; если ветра нет, она купается в тёплых лучах, пробивающихся сквозь берёзы, стоящие  в очереди за последним летним солнцем.

В пик заката, как только солнце подмигнёт в последний раз, как бы говоря: «Не унывай, дружище, я ещё вернусь!», и затем совсем закроет глаза, ветер стихает, и над степью нависает напряжённое отчётливое пение птиц из леса,  выросшее из обычного его шума. Всё вокруг занимается недвижимой духотой; беспорядочная стрекотня сверчков, обнажающих свои тёмно-красные крылья во время перелёта, не прекращается, как и не прекращается и вся жизнь лесостепи. Скорее, та напряжённая, яркая, горячая дневная жизнь сменяется августовской ночной прохладой, которая не слегка знобит, как прохлада июля, а морозит насквозь по-настоящему.

Но ни одна ночь лета не сравнится по свежести с этими ночами. Солнце оставило после себя лишь оранжево-голубую полосу на северо-западном краю неба, и нежный ветер понёс по степным дорогам, по развалинам старых домов запахи  природы: то с леса донесётся аромат ещё не остывшей берёзы, то ветер подхватит из-под ног запах чабреца и земляники, то всё это благовоние сменится горьким запахом полыни и ещё каким-то доселе незнакомым ароматом.

Взошедшая луна поливает своим холодным светом колышущийся на ветру ковыль, от этого он ещё больше кажется серебряным. Наконец, земля, напитавшая влаги от нескончаемых дождей сверх меры, и нагретая беспощадным солнцем, начинает дышать.  Начинает дышать и озеро, отдавая ночному воздуху часть сохранённого солнца; по береговому камышу тут и там трещат стрекозы, не угомонившиеся ещё с самого утра, выпь, которая перестала трубить ещё до заката, теперь молчит. Больше не смеётся мартын над скудным уловом рыбаков, приехавших вовсе не за рыбой. Слышатся их тёплые задушевные разговоры, подбадриваемые запахом настоящей рыбацкой ухи, которая может получиться настоящей только здесь.  Обдуваемые ветром, головешки потухающего костра ещё переливаются красным светом, жар от них доходит не далеко, и кажется, что костёр греет сам себя, чтобы продлить себе жизнь. Но до утра он будет лишь тихо тлеть, и от него останется лишь  тонкая полоска дыма.

Караси ещё танцуют на глади воды, выплыв вечером смотреть закат. Только и видно, как вдали от камышей, там и тут мелькают серебряные хвосты и оставляют за собой лёгкую рябь. Комары перестают навязчиво гудеть роем и исчезают куда-то в камыши. Нежно-розовый цвет всё ещё держится на зеркале озера, окаймлённый противоположным берегом и отражением облаков. Затем луна, сменив закат на посту, станет стеречь озеро, чтобы оно досталось солнцу вновь невредимым.

Но так продолжается недолго. Затяжная, но ещё не длинная августовская ночь зажигается с северо-восточной стороны синим, словно от горящего газа, светом, который всё больше разгорается и занимается пламенем выползающего из-за горизонта факела. Трава и камыш сыреют от росы вместе с воздухом – ночь кончилась, и всё пробуждается, чтобы вновь вдохнуть как можно больше солнца кончающегося лета, и затем уйти с этим дальше, в осень. Рыба вновь оживляется, даря рыбакам нескончаемую, но кончающуюся с уходом лета, радость, гудят комары, сонные стрекозы коромыслом зависают над водой.

Лесостепь тоже просыпается. Раскрываются полевые цветы, вновь разнося свой аромат по дорогам и ямам, оживляются насекомые, осаждая кусты и лужи, берёза будто бы расправляет свои плечи в лучах рассвета, тряся кучерявыми головами. 

        Природа  снова вернулась на круг своей бурной жизни, пока ещё ярко и достаточно горячо светит солнце. И только лишь туман  извещает всё вокруг о приближающейся осени.