Про ёжика

    Наш пассажирский поезд «Свердловск-Симферополь» медленно полз по российским просторам всё ближе и ближе к вожделенному Крыму. Старого образца плацкартный вагон был полон, несмотря на то, что на дворе стояла уже середина сентября, и сезон отдыха на Чёрном море подходил к концу.
   
   Мы ехали по каким-то волгоградским степям. Скучный пейзаж за окном навевал тоску и дремоту– выгоревшая от летнего зноя трава, куцые рыжие кустарники, маленькие деревушки… Молодая пара – муж и жена, ехавшие со мной в одном отсеке вагона, вышли на станции, а на их место сели две женщины. Одна – лет 20-25, полноватая, красивая блондинка. Вторая – женщина в возрасте за 70 (как мысленно определила я), но назвать её «старушкой» язык бы не повернулся, она была из тех женщин, которые в любом возрасте выглядят, как чуть подросшие дети, просто с морщинами на лице. Маленького роста, худенькая, в брючках капри и футболке, с короткой взъерошенной стрижкой, в очках в тонкой золотистой оправе. Женщина слегка улыбнулась, поздоровалась, а мне как-то сразу подумалось, что она похожа на преподавательницу ВУЗа. «Интересно, какой предмет она читала (или всё ещё читает?) студентам – философию?.. культурологию?..» -подумала я и улыбнулась своим мыслям. Вспомнилась преподавательница, которая вела у нас курс анатомии и морфологии растений. Она была полной противоположностью этой даме. Совершенно колхозного вида, неопрятная, без маникюра и причёски, в разного цвета хлопчатобумажных чулках, говорившая с каким-то провинциальным акцентом… Многие мои одногруппники за спиной посмеивались над бабой Луцей (это была кличка – производное от фамилии Луценко), но мне почему-то было жаль её. Она была человеком, увлечённым своим предметом, большую часть жизни посвятившим преподавательской деятельности, имевшим кандидатскую научную степень. А что внешне так выглядела, так, наверное, это от отсутствия времени на личную жизнь. Говорили, что у ней не было ни мужа, ни ребёнка, ни котёнка. Помню, каким удивлением было узнать, что бабе Луце всего 47 лет…

     Я и не заметила, как ушла в свои воспоминания о студенческой жизни. Тем временем мои новые соседки уже расположились на двух плацкартных полках напротив. На нижней – женщина постарше, а на верхней полке постелила себе «гнёздышко» молодая дама.

     Немного погодя женщины стали доставать свёрточки и контейнеры с провиантом, время было обеденное.

     -Не хотите ли вы с нами пообедать?- Любезно пригласила меня дама постарше.
   
     -Нет, спасибо! Я уже поела. А вот кофейку, пожалуй, выпью с вами за компанию.

      Женщина улыбнулась, у нас завязался нехитрый разговор, обычный для поездов дальнего следования - понемногу обо всём, начиная с погоды и заканчивая мировым кризисом и порицанием нынешней российской власти. Трапеза подходила к концу, Людмила Ивановна (так она мне представилась при знакомстве) достала контейнер с чёрным виноградом. Он был хорош – ягодка к ягодке, капельки воды на поверхности синеватого воскового налёта искрились на солнышке.

      -Угощайтесь, пожалуйста! Свой, домашний! Из сада! - с гордостью сказала моя попутчица.
    
      -Ой, спасибо! С удовольствием! Очень люблю виноград! Я именно в сентябре в Крым езжу отчасти и из-за того ещё, что там сейчас виноград свежайший всяческих немыслимых сортов продаётся. Всё никак не могу наесться.- засмеялась я.

      - Так! Ёжик! А где мой любимый виноград? Ты же знаешь, что я не ем чёрный! – вдруг возмущенно-громко сказала девушка, до этого почти всё время молчавшая. - Я не пОняла?!
      Ударение в слове «поняла» на первом слоге больно резануло меня по ушам.

      -Ты не взяла мой любимый виноград? Ммм??? Ёжик! Ну вот, так всегда! Ничего нельзя тебе доверить! Вечно ты всё забываешь! Склероз что ли уже?-
девушка говорила громко и раздраженно, и это так диссонировало с её почти ангельской внешностью, что я на какое-то время просто онемела.

       -Ты и туфли мои так плохо помыла – просто жуть! Ну, Ёжик! Ну, я же тебя просила! Я на работе была, устала, как бобик. А ты что? Ни в чём и никогда нельзя на тебя положиться!

      -Юля, я нормально всё помыла, не придумывай.- спокойно сказала Людмила Ивановна.-А вот контейнер с виноградом, и правда, забыла. Прости, пожалуйста.

      -Ну, канешн! Прости, пожалуйста! – Юля как будто дразнилась, повторяя интонацию женщины. -Вот всегда так! Не хочу я чёрного винограда! Ешь сама теперь всё! Я полезла наверх. Чао, Ёжик!

       И она забралась наверх, всем своим видом изображая обиду и вселенскую скорбь.
Людмила Ивановна выглядела немного расстроенной, но спокойной, она стала собирать со стола остатки еды в сумку, потом засобиралась идти за кипятком для чая. Я любезно вызвалась помочь принести воду, мол, мне самой хочется кофе выпить ещё.

      Вернувшись с двумя кружками кипятка, я увидела, что Людмила Ивановна лежит у себя на постели и выглядит очень бледной.

     -Вам нехорошо? Что-то случилось?- спросила я.

     -Да нет, спасибо, просто сердце иногда пошаливает. Сейчас пройдёт.

     -Ёжик! Ты что, опять умирать собралась? – лохматая голова Юли свесилась с верхней полки. - Ну-ка перестань притворяться! Вечно ты меня пугаешь! Ну?! Лучше уже? Давай, вставай! Чего лежать-то зря? Может, таблеточку съешь и полегчает?

      Я предложила свою помощь, мол, у меня есть нитроглицерин, и от давления таблетки, и от аритмии, если что-то нужно – только скажите.

     -Врач точно не нужен? -спросила я.

      -Спасибо, милая. Мне уже легче. Сейчас отпустит. Это аритмия, такое часто со мной бывает. Полежу и отпустит.

       Я взяла в руки книжку и примостилась на краешке своего места, ближе к проходу, так, чтобы мне было видно лицо Людмилы Ивановны. Почему-то я сильно испугалась за неё. В голове моей были одни сплошные вопросы. Кто эти две женщины? Между ними есть какие-то родственные связи? Неужели бабушка и внучка? Почему молодая называет женщину старше её почти на полвека странным прозвищем «Ёжик» ? Мне очень хотелось вмешаться, если честно, и одёрнуть девицу, когда та позволяла себе неуважительный тон, но я сдерживалась. Вмешиваться было неудобно, всё-таки они вместе и чем-то связаны, да и взрослые же люди, в конце концов. Прошло немного времени и Людмиле Ивановне стало легче, прошла мертвенная бледность лица, женщина села к столу и стала не спеша пить чай.

      Тем временем поезд стал тормозить на какой-то небольшой станции, из окна вагона было видно, что по перрону идет множество торговок рыбой. Они шли вдоль поезда с пластиковыми корзинками, какие бывают в супермаркетах, в которых лежала красивая копченая и вяленая рыбка. В руках у некоторых были ещё проволочные «ожерелья» из разнокалиберной рыбки. «Чехооонь, чехоооонь! Белорыбица!!!» раздавались зычные выкрики тут и там.

      Юлька подскочила, как ужаленная, чуть не ударившись головой о третью полку: «Блин! Хочу чехоньку! Сил нет, как хочу!» Она проявила чудеса прыти, соскочив с верхней полки и, схватив кошелек из-под подушки, понеслась к выходу. «Юля, поезд здесь всего пять минут стоит!» - Людмила Ивановна пыталась что-то ещё сказать, но её никто и не собирался слушать.

      Через пару минут довольная Юлька вернулась с двумя рыбинами в полиэтиленовом пакете и двумя бутылками пива. Молча и быстро она расстелила на столике газету, откупорила бутылку пива, сделала несколько глотков, и стала нетерпеливо-сноровисто чистить вяленую рыбу. «Ммммммм… как я её хочуууу….»- Юля бормотала что-то невнятное, чавкала, поглощая куски рыбины, и прихлёбывала пиво прямо из горлышка. «Ёжик, не могуууу! Как вкууусно! Я тебе оставлю потом кусочек – попробуешь!» Юля слопала две рыбины в считанные минуты, и допивая вторую бутылку пива, с блаженным выражением лица, сказала: «Всёёё! Теперь я буду спать до самого Симфика!»

      - Ёжик! Ты доешь тут, что осталось и уберешь, ага? Я полезла наверх!

      - Да нельзя мне солёное, Юля, ты же знаешь. - Людмила Ивановна стала сворачивать газету с остатками рыбы и складывать всё в мусорный пакет.- Пойду я руки помою, и пакет выброшу.- сказала она и ушла в хвост вагона.

      Я сидела в каком-то внутреннем оцепенении, не складывались у меня в голове пазлы действительности, которую я наблюдала, вопросов становилось всё больше, и я решила спросить у Людмилы Ивановны, кем ей приходится эта девушка, которая уже повернулась спиной ко всему миру на своей верхней полке и, похоже, уснула.

      Я долго подбирала слова, пытаясь сформулировать вопрос, на что моя собеседница улыбнулась и сказала: «Не волнуйтесь, мне не впервой отвечать на такие вопросы. Юля – моя дочь. Единственная. Очень поздний ребёнок, мне было почти 50 лет, когда я родила её. Попытка заскочить в последний вагон уходящего поезда, знаете ли… И наверное, мой эгоизм, но я это понимаю только сейчас, с высоты прошедших лет».

       Людмила Ивановна стала рассказывать о себе, о своей жизни, о работе, о том, что личная жизнь всё никак не складывалась, ибо работа со студентами и научная деятельность совершенно не оставляли свободного времени и сил. А когда стал приближаться пенсионный возраст, вдруг испугалась, что останется совсем одна на старости лет, и решилась на этот отчаянный шаг. Забеременела в отпуске от незнакомого мужчины, не по любви, конечно, просто он показался ей симпатичным при знакомстве, не глупым и не пьющим, и как-то подумалось – да какая разница, кто будет отцом, лишь бы не алкоголик, ведь планов поддерживать отношения с ним у Людмилы не было. «Сама воспитаю, пока есть силы и здоровье». –думала она.

      Девочка родилась крупной, болезненной. Людмиле приходилось много работать дома по ночам – писала дипломные и курсовые работы для какой-то фирмы- посредника, которая продавала их потом ленивым студентам. Платили немного, но Людмила Ивановна и этому была рада. А когда Юле исполнилось три года, отдала её в детский садик. Вот тогда и начались первые вопросы и проблемы. Дети спрашивали у Юли, почему за ней всегда приходит бабушка, а когда узнали, что это мама, то стали дразнить девочку. Та часто плакала и обижалась на всех. А в один прекрасный день Юля перестала называть Людмилу Ивановну мамой. Это было уже в школе. Просто перестала говорить слово «мама» и всё.

       Нашу беседу прервал проводник вагона, который разносил листочки деклараций для заполнения при пересечении русско-украинской границы. «Давайте, пишите сейчас, чтобы было время всё проверить и исправить, если что не так заполните» Проводник быстро показал и рассказал нам, что и куда нужно писать, и пошел дальше по вагону.

     - Милая, а Вы не поможете мне заполнить листочек? Уж больно мелкие графы в этом документе. А Юля спит, её лучше не будить сейчас, не выспится – будет злиться. – тихо сказала Людмила Ивановна.

     - Конечно же, помогу. Дайте свой паспорт, пожалуйста.

      Я приготовила ручку и открыла паспорт моей собеседницы.

      «Ежова Людмила Ивановна» было написано имя на развороте…. Так вот почему Ёжик… Мне стало грустно и горько до слёз, но я не подала вида.

      В Симферополе мои попутчицы вышли первыми, они спешили на автобус до Евпатории, а я стояла в проходе вагона в очереди выходящих на перрон пассажиров и провожала взглядом высокую молодую девицу с огромным чемоданом на колёсиках и маленькую сгорбленную женщину, которая несла сумку в руке и покорно шла следом за дочерью.

     «До свидания, Ёжик… Пусть хотя бы море будет добрым и ласковым с тобой…»