Мне знаком этот номер...

Мне знаком этот номер: под вечер, не раз и не два,
грязным пальцем копался в цифрах, теряясь в недрах
каменистых волокон цвета февральской стужи.
Ты всё та же. И смотришь так же, и тянешь туже...

Мне знаком этот выстрел: я не был у Чёрной речки,
но я помню картечь твоей речи, и спирт в аптечке,
помню голос, и нотки тона, и тонны ниток
на заплатках сердец, каждый слепок – бесценный слиток,

каждый шаг в ожидании брода по руслу бреда,
и дождливый четверг, и сухую, как «здравствуй», среду,
и молчание стен, и стенания старой трубки,
из которой – калеки-мысли, слова-обрубки.

Слышишь шорох? Так мыши вгрызаются в мёртвый космос,
и зернится звезда, расплетая седые космы.
Твоих рук так лезвийна грань: колдовские знаки –
двухголосье ладоней с лица, а лица – с изнанки.

Там, где плавил рассвет из холодной, как снег, породы,
остаюсь зимовать. Нам с лихвой на двоих кислорода,
чтобы выстудить горло дыханием зимних ливней
из тюремных решёток негнущихся жизни линий.

И, строкою письма расцарапав бумаге кожу,
запятыми гвоздить паруса к старой мачте. Жажда
возвращает в полгода к морю – но непохоже,
что ты хочешь войти в эту воду. Тем паче дважды.

Август 2013

Из цикла "Сплинограмма" (1)