Кавказ. Чечня

Господа хорошие, не надо обещаний.
Может вам, да каждому, услышать этот стон?
Может вам отправиться со смертью на свидание?
Может вам, да каждому, - дюралевый жетон?

1
Кавказ. Чечня. Сапог – один. На левой.
Но боль в ступне спать не дает ночами,
И рвутся перетянутые нервы,
И крик под утро – резкий и отчаянный… 
Ты жив ли, нет, безусый русский мальчик,
Изрезанный осколками металла?
Беслан-Майкоп... А время плачет, плачет
По тем, кто выжил и кого не стало...
Нам повезло тогда: мы долетели,
Потом тряслись в машине по ухабам.
Ты прошептал: "Я знаю вас! Вы пели!",
А я сквозь слёзы только улыбалась.
Так и сидели мы – друг против друга
Дышали пылью, молча, всю дорогу.
И пыль – уже не пыль: лихая вьюга
Двух судеб на земле, забытой богом…
Я видела в глазах бездонно-синих
Всю боль моей истерзанной России.
Ты – сын её, худой, безногий, сильный,
И оттого – пронзительно красивый.
Война свинцом во мне круги чертила:
Они всё уже, всё черней, всё ближе…
Живи, живи... Я о тебе молила,
Давясь глаголом русским «ненавижу».
Глаза... Огромные! В них - мудрость смерти,
Скорбящих ангелов печаль немая.
За что – так рано? Госпиталь. Концерты.
Кавказ. Чечня. Майкоп. Вершина мая...

2
Я верю, я знаю, что ты не предашь,
Что ты свою жизнь если надо отдашь
За каждую пядь нашей русской земли,
За след детской ножки в дорожной пыли,
За мальчика, с солнцем в застывших глазах,
За клин журавлиный в родных небесах,
За стайку берёз на опушке лесной,
За то, чтобы каждый вернулся домой.
Я видела смерть. Я была на войне.
И знаешь, она не понравилась мне...

3
Шагает осень в сапогах
По мокрой взлётке.
А там, в горах, лежат снега
На всех высотках.
А там, в горах, срывает ночь
В ущелье камни.
И неба черное пятно
Висит над нами.
А на гитаре – три струны.
Беда, ей-богу.
Чехли снарягу, пацаны.
Пора в дорогу.
Давай по маленькой, братан,
Да за удачу.
Пока мы тут, не спит шайтан.
Боится, значит.

4
Пыль дорожных километров
Оседает на душе…
…Мама, мама, где ты, где ты?
Не вернуться мне уже.
Камуфляж буреет густо.
Я упал. Ни рук, ни ног....
Мама… мама… больно…пусто…
На гвоздочке – ремешок.
Небо рухнуло на землю.
Закружилась голова.
Ты ждала через неделю…
Мама, подо мной – трава…
Я смотрю через ромашку.
Вижу – все бегут, бегут.
Мама, я люблю Наташку…
Мама, холодно мне тут…
То ли травку, то ли волосы
Полощет ветерок.
Еле слышный  вздох уносит
Белый-белый лепесток…

5
Укутано небо дождём и туманом.
Вертушка на взлётке, а видимость – ноль.
Боец – на носилках. Тяжёлая рана.
И – боль. Безысходная, жгучая боль.
А госпиталь – там, за Аргунским ущельем.
И там не юга, там – район боевых.
Но в сердце пульсирует вера в спасенье,
И хочется числиться в списках живых.
...Нам Бог помогал. И в Шатойском районе
Районный начальник сам взялся за руль.
Не думал никто о возможной погоне,
Никто не боялся снарядов и пуль.
Хлестал по колёсам колючий терновник,
Водитель кряхтел, выбирая маршрут.
Вот так мы и мчались: чеченец, полковник,
И еле живой черноглазый якут.
Последний блокпост. Перекрыта дорога.
На нас – автоматы: "Стой! Дальше нельзя!"
А им бы – полмира поднять по тревоге.
А нам – помолиться бы на образа...
Недолго пришлось простоять под прицелом:
Могли разобраться, могли пристрелить,
Но всё обошлось. И в эфир полетело:
"Полковник и раненый. Всем – пропустить."
...Потом они мчались по минному полю
Туда, в Ханкалу, где уже их не ждут.
И резали мглу на часы непокоя
Небритый полковник и мальчик-якут...
Закончилось всё на четвёртые сутки.
Мальчишку спасли. Он теперь не умрёт.
А док обо всём говорит, как о шутке.
Кому ещё так на земле повезёт?

6
Снова "чехи" вышли на тропу войны.
Снова - март. Опять пошла "зелёнка".
Пьяно солнце жмурится в стопке тишины,
Да по плацу стелется позёмка.
Пыль – везде. Куда её, мать твою, девать?
В берцах, на зубах, под камуфляжем...
Мы и этой ночью не ложились спать.
Мы, как говорят у нас – на страже.
Враг лица не кажет, всё –  исподтишка:
То – фугас, то – мина на дороге.
И висит в МИ-8 чёрная тоска,
И ругает всех сержант Серёга...
Друг мой, Пашка Зуев, ты меня прости,
Знать судьба у нас с тобой такая...
Мне до гроба, Пашка, эту боль нести.
Нет той боли ни конца, ни края.
Мы с тобой успели вместе покурить,
Ты ещё успел сказать: "До встречи..."
А теперь твой батька будет землю рыть,
Будут на поминках гаснуть свечи...
Скрипнула калитка, солнышко взошло.
Утро без войны – чудное зелье.
Слишком мало, Пашка, времени прошло.
Как ты там, в своей небесной келье?
Дома твоя Юлька розой расцвела,
Что я ей скажу, когда приеду?
Да меня ж так даже мамка не ждала.
Как смотреть в глаза слепому  деду?
Снова "чехи" вышли на тропу войны.
Снова - март. Опять пошла "зелёнка".
Пьяно солнце жмурится в стопке тишины,
И по плацу стелется позёмка...

7
А я стою на блокпосту
Дорогу вижу за версту.
Я связь с ребятами держу.
Я не скучаю:
Что б ни стряслось тут у меня,
Раз нету дыма без огня,
Они примчатся и спасут,
Я точно знаю!
Такая выпала судьба:
Тут – тишина, а там –  стрельба,
Там дождь идёт, а тут пурга
Над полем воет.
Стоит, как крепость, наш блокпост,
А в нём – любовь к добру и злость,
Злость на того, кто посягнуть
Смог на святое.
Бронежилет – не в полный рост.
Но он – на мне. И вывод прост:
Враг не пройдёт через КП,
Пока мы живы.
Ещё два месяца – и в путь.
Туда, где со слезами ждут.
Ну, а пока ты на посту,
Не спи, служивый.

8
Нет, ещё не время умирать!
Пылью на зубах – весна двадцатая...
Что ж ты с нами так, Россия-мать?
Посмотри, ведь ты ж – сама распятая:
В рубище стоишь, тряся сумой,
И ручьём кровавым слёзы катятся.
Вороны кружат над головой:
Сотни лет им, а они не старятся.
Ничего, вот кончится война,
Пеплом на снегу застынет прошлое.
Зазвенит гитарная струна,
Будет в жизни что-нибудь хорошее.
Нет, ещё не время умирать!
Милая моя, мы скоро встретимся!
Ты прости, я не успел сказать -
Мы с тобой под Новый год поженимся!
Дом построим! Заведём детей!
Будет наша мама с ними нянчиться!
Ты не слушай сводки новостей, -
Я – живой! Среди других не значусь я!
Нет! Ещё не время умирать!..

Только вдруг качнулось небо синее,
Что-то он хотел ещё сказать.
И кого-то тихо звал по имени…

9
Миг... И – тишина. И – одиночество.
Пустота – с рассветами, с закатами...
Как же мне тебя увидеть  хочется...
Что за жизнь – солдатками, солдатами?..
Жизнь и смерть. Свист пули. Взрыв. Падение.
Небо. Взлёт. И – взгляд со стороны...
Верить и не верить – в воскресение.
Жить или не жить – после войны…


10
Ко всему человек привыкает.
Вот и я привыкаю уже.
Кто-то плавает, кто-то летает,
Зависая на вираже.
Пусть остался мой дед в сорок первом,
И в Афгане погиб мой отец, -
Есть война, есть железные нервы,
Только это ещё не конец.
Снова в госпиталь в бронежилетах
Прорываются наши бойцы.
Боль стерплю я любую, но эту
Не простят мне чужие отцы:
В старом БэТэРе тихо, без всхлипа,
С автоматом в холодных руках,
Умирает Володька Архипов,
А вокруг расползается страх.
Мы в миру не видали такого:
Из-под тельника – в хлам – полруки.
Наклонился анестезиолог:
«Обойдётся, малыш, потерпи...»
Мы ушли, а Володька остался.
Для него отгремела война.
Только я не успел попрощаться, -
Значит, врёшь – не помрёшь, старина!

11
Белый мрамор залит кровью.
Топот ног, носилки, стон.
Чей-то тельник – в изголовье,
А в ушах – предсмертный звон.
Бэтээры – пыль и копоть
В карауле – у дверей.
Санитаров быстрый шёпот:
- На второй этаж, скорей!

Это – госпиталь Ханкалы.
Это – каторжный труд врачей.
Это – жизнь на конце иглы.
Это – долгая скорбь ночей.

Приказала мать-Отчизна.
Дан приказ, так выполняй.
И идут во имя жизни
С поля боя прямо в рай.
- Мама, мама, где ты, мама…
Рвётся тоненькая нить.
Но врачи твердят упрямо:
- Крепкий парень. Будет жить.

Ханкала, Моздок, Борзой,
Новогрозненский, Шали…
Здесь кругом – одни дозоры.
Здесь – туманы в полземли.
Пацана скосила пуля.
Четверых унёс фугас.
Ночь пришла и всё уснуло.
Замер Северный Кавказ.

12
Не буди меня, ветер ночной.
Снится мне, что я еду домой.
Снится мне, что берёзы кругом,
А за дальним пригорком - мой дом.
До чего ж хорошо, не скажу!
А проснулся - в казарме лежу!
А проснулся - опять Ханкала!
Что ж ты, мама, меня родила?
Разорался на дереве кот.
Он у нас тут полгода живёт.
У него, паразита, - весна,
А у нас, извините, - война...
Я хотел в Ханкалу – и попал.
Где б ещё я рассветов так ждал?
Где б ещё я так весело пел?
Где б ещё я домой так хотел?
Здесь народ не такой, как в миру.
Здесь не верят в пустую игру.
Здесь служивые видят насквозь
И отвагу, и трусость, и злость.
Ни ментам, ни стрелкам, ни врачам
Жизнь другую уже не начать.
Вот такие у нас тут дела.
Вот такая она – Ханкала.

13
Качает ветерок траву
На минном поле за казармами.
Идёт война, а я живу,
Я каждый день рождаюсь заново:
Служу как все в местах глухих,
Спешу туда, куда предписано,
Расплачиваюсь за грехи.
За чьи? В уставе не написано.
А мне из дома нет вестей
Уже почти четыре месяца.
Давай, Серёга, не робей,
Нам после боя надо встретиться.
Бронежилет и автомат
Беру с собою на задание.
Романтика, на первый взгляд,
Со смертью первое свидание.
Идёт колонна по Чечне.
Вертушки прикрывают с воздуха.
Ты думай, мама, обо мне,
Мы третий день в пути без отдыха.
Шали, Борзой и Ханкала –
Тут подружился крепко с риском я.
Ты получила, что ждала.
Гуляй, земля моя российская.
По «пластилиновой стране»
Плывут «уралы», как судёнышки.
А на войне, как на войне –
Коль наливают, пьют до донышка.

14
Пришла повестка из военкомата.
В глазах девчонок – неподдельный страх.
И мамки от рассвета до заката
Запоминают каждый вздох и взгляд.
А завтра – перестук колёс вагонных,
И – бритые затылки из окна.
А завтра – камуфляж не по сезону.
А завтра – мать-казарма и война.
...Туман висит полдня палёной ватой.
Вертушкам третьи сутки ходу нет.
И мёрзнут пацаны – уже солдаты,
Шагнувшие за восемнадцать лет.
Им завтра по приказу командира
Идти под пули, жизни не щадя.
Ну, а сегодня на часах – четыре.
И прожито ещё пол долгих дня.
Чечня, как в парандже, стоит в тумане
И ничего не видно в двух шагах...
Кто в орденах заявится к мамане,
Кто – грузом-200 – в цинковых гробах.
Но – завтра. А сегодня парни будут
Менять подшиву, горький хлеб деля.
Министр приказ подпишет и забудет.
И по домам поедут дембеля.
Туман стоит такой, что сердцу тесно.
На взлётке – борт. Опущены винты.
А пацаны в строю заводят песню,
Считая дни до дембельской весны.

15
Война оскалилась. И жёлтыми клыками
Залязгала у выбритых висков.
Упала, проползла под сапогами,
Глотая пыль, вылизывая кровь.
Вцепилась в голень хмурого майора
Расплавленным до одури свинцом.
Завыла так, что задрожали горы,
Заглядывая каждому в лицо.

16
Вся изрезана, искромсана, изранена,
Язвами кричащая земля.
Взрывами фугасов испоганены
Чёрные бесплодные поля!
Мальчики, живые, большеглазые,
В камуфляже, словно близнецы.
Как один... и все такие разные.
И уже – мужчины, не юнцы.
Здесь, в Чечне, они такое видели,
Что, дай Бог, не видеть никому.
В этом зале нет случайных зрителей.
И уходят здесь по одному.

17
По полю стелется туман -
Ни зги не видно.
А в поле лютая зима
Стреляет в спину.
А в поле косит пацанов
Лихое время.
А ты живи и будь здоров,
Литёха Сеня!
Твой брат вчера упал на грудь
И не поднялся.
Один у мамки ты, сынок,
Теперь остался.

18
Завертело, закружило,
По дорогам понесло…
Мать твою... Чтоб вы так жили,
            Сеющие зло!..

19
Под колёсами вздыхает
Утомлённая дорога.
Серый снег ещё не тает.
Много снега, много, много.
Еду я, и путь мой – длинный,
И со мною – друг мой ветер.
Для печали нет причины –
Поживём ещё на свете!
Горы плачут, небо стонет,
Только сердце – не для страха.
Всё плохое гонит, гонит
Крест нательный под рубахой.
Много снега, много, много.
Завертело, закружило.
Ты, дорога, - не дорога!
Ты – земли российской жилы!

20
На Грозный все дороги занесло.
Раскисший снег перемешало с грязью.
Душа, как перебитое крыло,
О прошлом не подумала ни разу.
Ломаются деревья на ветру,
А я шепчу твоё родное имя.
Пока со мной – любовь, я не умру.
Я буду жить молитвами твоими.

21
Меня Ханкала наказала.
Меня Ханкала привязала.
И не отпускает и не отдаёт
Билет на обратный рейс.
В прозрачной зелёнке – весна.
Ей мажет коленки война.
Но не заживают коленки её.
Кровят на сто вёрст окрест.
Ребята мои полегли
На травы кавказской земли.
Как мамки рыдали, ревели борты –
Везли пацанов домой.
А я ничего не мог.
А я – человек, не бог.
Мы вместе стреляли с той высоты,
Где шёл их последний бой...

22
Чечня.
Да зачем же ты –
«Уралами»
По моей судьбе?
Чечня.
Громоздятся шесты.
Кровники
На моей тропе.
Чечня.
Дети твои
Смерть несут,
Сеют твой же прах.
Чечня.
Отпусти меня.
Не держи меня там,
В горах.

23
Грозный. Хмурый февральский вечер.
Глаз недобрых недобрый свет.
Он стоит, ссутуливши плечи:
Старый, грозный, чеченский дед.
Он родился в Советском Союзе.
Он – ребёнок военных дат.
Девяностые тяжким грузом,
Грузом "200" на нём лежат.
Были кровники, были драки,
Были горы – поводырём,
Но вонючее этой клоаки
Ничего не бродило в нём.
Старший брат в сорок третьем сгинул,
Да и сам он не слыл подлецом.
Что теперь? Ждать удара в спину?
Сыновьям не смотреть в лицо?
Ведь надёжное слово "товарищ"
До сих пор у него в ходу!
Пляшут сполохи новых пожарищ,
Накликая беду... Беду!
Внуки держат в руках автоматы.
Пили ненависть с молоком.
Под "разгрузкой" висят гранаты
Страхом смертным над стариком.
Он в Советском Союзе вырос!
Он в Советском Союзе жил!
Потому и во взгляде – сырость.
Потому и весь свет не мил.
Он стоит в самом сердце Грозного.
Шёл и вдруг – забыл куда шёл.
Боль в глазах – запоздалая, поздняя,
Неосознанная ещё,
Полоснула по горлу бритвой:
"Будь же милостив к ним, Аллах!"
Шевелятся губы в молитве,
Спотыкаясь на страшных словах:
"Зло", "война", "безотцовщина", "вдовы",
"Месть", "могилы", "огонь", "тоска"...
Он и сам остался без крова,
Да и смерть его недалека.
Но понять всё, принять – не в силах!
И своих он не станет чернить.
Ничего он не скажет сыну, -
Просто с этим он будет жить.

24
Какая удивительная грация:
Табун коней – в плену кавказских гор.
За эту землю надо было драться
И победить, всему наперекор!
За эту землю погибали деды,
Потом – их сыновья… Зачем? За что?
Теперь их внуки в эти горы едут,
На грубый камуфляж сменив пальто.
Здесь по ущельям эхо разливается,
Как выкипевшее молоко…
За эту землю надо было драться?
А кто бы нас послушал, дураков?
Её бы, эту землю, не кровавить,
Не удобрять костями, не топтать.
Пусть кони в этом мире миром правят!
Им – жить здесь. Значит, это им решать
Кого впускать в свой дом, с кем – к солнцу мчаться,
С кем воздухом одним дышать в горах.
Летит табун коней. Какая грация!
Но даже в них есть первобытный страх.
Страх – потерять родных, лишиться матери,
Высоких сочных трав, ковра небес…
Какими жёсткими и злыми стали мы.
Простите, кони, мы случайно здесь.          
               
25
Есть стакан воды, краюха хлеба.
Что земному нужно, чтобы жить?
Плачет небо и смеётся небо.
Мама, об отце мне расскажи.
Я не помню голоса и взгляда,
Рук не помню сильных и больших.
Он ушел, – так Богу было надо –
Взяв с собою часть моей души…

26
Родниковая влага – живая вода.
У родимых истоков на коленях стою.
Даже если беда: я – к тебе, я – сюда.
Пью – молитву шепчу. И молчу – тоже пью...
И откуда-то силы – в руках и ногах,
Пробиваются в вены, гудят и бурлят
Кровью, пролитой в тех или этих боях,
В те минуты, о коих – не говорят...
Земляничные ягоды, маковый цвет,
Сизой горлинки вскрик, жуткий хрип воронья –
Всё проходит... У памяти возраста нет.
За живою водой! Да – в родные края!
Никогда не пойму тех, кто сеет беду,
Сеет зло, широко разбросав семена.
Родники, родники. К вам, за вами иду...
Будь ты проклята, та или эта война...