Искорка

Бывает, когда смотришь цифровой фильм, то пролистываешь какие-то моменты. Или само кино такое скучное, что не очень-то и хочется вдаваться в подробности. Иногда выходит так, что целые события начисто теряются от этого. Вроде и листаешь с коротким интервалом, а человека целого, героя какого-нибудь, словно и не было. Он там остался, в коротеньких интервалах, которые вы решили не смотреть вовсе.
Так произошло и в нашей истории.
Чёрный клочок пространства над планетой развернулся и выпустил яркий болид, а потом снова затянулся, как рана.
 Планета казалась необитаемой. Облака отбрасывали свои тени на ее бок, а прямо перед огненной каплей было море с тонкою песчаной полоской пляжей. В его глянцевитой волнистой чешуе переливалось рыбьим глазом отражение огромной луны. И не было ни огонька на его поверхности, ни кораблика. Да берега казались пустыми и неживыми.
Метеорит вздрогнул и пошел вниз, искрясь и перетекая в дрожащей синим маревом атмосфере.
Он медленно гаснул, и уже там, над самым остывающим песчаным пляжем завис над землей. За фиолетово-серебристым сиянием подрагивающей капли скрывалась тонкая изящная фигурка – синяя тень.Как эмбрион в икринке. И нежно-нежно опустилась она на землю. Вуаль-оболочка погасла.
 Синяя фигурка светилась в темноте – но не кошмарным фантомом, а мягко, как и играющее ночное море. Будто бы сама вышла из волн. Она подошла к морю и опустила руки в теплый набегающий прибой. Каким сияние стало красивым! Как заиграло, становясь вокруг ее нежной руки то искристым вихрем, то морской звездой, то величественной галактикой! Не было в этом ничего пугающего, а хотелось положить руку на ее неземное плечо и расспросить. Пройти к этому островку сияния по ещё тёплому, приятно ласкающему ноги песку, между чёрными лохматыми пальмами.
 Потом она двинулась по берегу. Светящиеся нити стелились за ней по праздничному играющему морю, и алмазно вспыхивал щедрый прибой, ласкающий ее ножки. Там росли в скалах деревья, и ржавел возле большого рогатого камня остов катера…
 Ей…ничего больше не хотелось.
 Опоздала! Ни огонька, ни города, а теперь еще и этой грубый, уродливый, но, несомненно, уничтоженный кем-то корабль!
 Легла на песок, который вылизывала своим ласковым языком волна. А морю было приятно баюкать её, и шептать ей слова утешения, успокаивать, оборачивая вспыхивающим ореолом.
 Ей было все равно. Ничего уже она не могла сдерживать в себе, и мысли – юркие драгоценные искорки - вились рядом с ней, словно мошки вокруг абажура. Каждую из них можно было рассмотреть, и она, будто раёк впускала любого в свой освещенный неподражаемый мир.
 Неведомые, родные, но такие недоступные красоты! Зелёные поля и леса под синим полотнищем небес с папирусными облачными флотилиями. А в морях жили серебристые и розовые веретенообразные существа. У них были забавные лукавые мордашки. Они наполняли гулкие глубины трелями и щелчками, касались друг друга нежными плавниками. Устраивали игры и свадьбы. Изредка пробегали между ними чёрные хищные тени с ножами-плавниками, и тогда ласковые и добрые существа яростно становились на защиту своих маленьких детёнышей.
 А ещё там были сверкающие здания и поющие люди. Боже, как им удавалось петь, не прикладываю никаких усилий! Звуки были чистыми, зовущими, и вторили им девственные леса вокруг поселений, прилетали весёлые птички, да и ветер-забияка ерошил их мягкие волнистые волосы и бороды и подпевал своим тенорком. Росла в небо свеча-башня, но не была она долговязой, лишней, а казалась осенней робкой паутинкой. И совсем не мешала ни лесам, ни великим рекам, ни синему небу.
 И солнце вставало уже из-за другого моря над бумажными домишками, которые словно журавлики из бумаги, сделанные людьми, жившими в них, готовились распахнуть свои крылышки, открывали двери в тенистые сады и навстречу могучему богатырю-океану. Слышалась отрывистая некрасивая речь, но когда низкорослые люди в ярких свободных нарядах пели - каждому доставалось по лучику от доброго светила-покровителя, и уж каждый сам решал - сделать из него легкий быстрый меч, чтобы защититься от жадного и нахального врага, разлить его по бумаге, сделав живой картиной, или дунуть на веселые иероглифы – чтобы затанцевали они волнующим стихотворением или новой песней.
 Были облака. Белые, черные, огненные.Невесомые и ласковые, которые укрывали от недоброго взгляда, и тяжелые - из земли, железа и гари, которые оседали потом горьким обволакивающим пеплом.
 У него тоже был корабль. Такой же некрасивый, как и этот, покоящийся на рогатом морском утесе, но звенящий как струна, несущийся по небу между всеми этими облаками. Он тащил в трюме своего воздушного кораблика смерть врагам, а те плевались в него с земли злыми чёрными тучками, каждая из которых превратила бы в чернильно-огненную тучу и его самого. « Должен, должен – только и говорил он – я должен выстоять, научиться быть настоящим. Чтобы небо знало только синий цвет дня и темно-синий ночи, и никогда не пачкали его гарью и кровью…» Все считали его сумасшедшим. Он почти не спал и не ел, но не таял на глазах, как другие, а снова и снова взлетал в безжалостное, заплёванное небо и делал свою работу.
 Нет…я не ошибалась…ни огонька нет… ни души.
 Снова искать, снова загораться и гаснуть беспокойной фиолетовой звёздочкой на небосводе, нет, на небосводах всех миров и пространств. А их бессчетное множество. Где живут мудрые красные и серебряные драконы. И полупрозрачные стеклянные существа. Миры под двойными звездами, и под остывающими угольками-карликами. И тот, самый страшный, который иначе, как девятым кругом ада не представлялся. Он посылал свои рубиновые иголки-корабли всюду, порабощая и захватывая все на своем пути. Его жители существовали только войной и убийствами. У них не было обличия, как и у нее, и они брали любое, какое только можно. Но не для познания мира, а чтобы обманывать, проникать и захватывать, чтобы уродовать и рвать полотно чужих небес своими боевыми порядками, со свистом проноситься над домами и площадями, хохотать и бросать на них смерть.
 Она поднялась с песка. И воздела к уже светлеющему небу руки. Мерцающая оболочка снова окружила ее. И, словно в прокрученном в другую сторону кино, маленький метеорит поднялся над просыпающимся пляжем, ввинтился в атмосферу, уже одариваемую лучами солнца, и исчез в бездонном кармане пространства.
 Злая, чудовищная шутка.
 Мир только-только проснулся.
 Выходили в море корабли, облака над городами таяли, сверкали здания и окна. Открывали двери на тенистых верандах, выставляли кресла и столики, и все нарастал над тесными улочками южный бесшабашный гомон. Пляж тоже просыпался. Там раскладывали лежаки, выходили первые купальщики.
 Мальчик бежал навстречу отцу, матери и сестренке, не спеша идущим по еще не до конца отошедшему ото сна дикому пляжу в сторону рогатого утеса и погибшего катера.
 - Папа, посмотри, русалочка, или морская фея была там! – возбужденно кричал он, да так и споткнулся, о выброшенную на берег ракушку и взвыл досадно.
 - Ну, ну, так еще и нос расквасишь! Пойдем, посмотрим на русалочку.
Возле ржавой корабельной обшивки в мокром песке, будто гигантский, тщательно выведенный иероглиф, темнел отпечаток странной фигурки. Изящные маленькие руки и плечи, но довольно великоватая голова.
 Мужчина встряхнулся, словно отгоняя наваждение. Красивая, наверное. А почему - она? Очень странно, словно синие облачко лежало там, повторяя очертания на песке. И вспыхнуло что-то горячее и родное, поднявшись над ним, а потом больно обожгло глаза. Даже сердцу стало больно. Вдохнуть целебный морской воздух оказалось не под силу. Хрустальная веселая капелька доросла до размеров уж совсем ненужной и неподобающей случаю слезы и сорвалась на песок.
 - Павел, что с тобой? – карие обеспокоенные глаза полной, но красивой женщины заглядывали в его лицо, словно настойчиво стучались куда-то вглубь его души, - Паша? Говорила же, очки возьми солнечные, а ты - нет, нет!
- Да, действительно! Ну да ладно. Отпуск и так маленький. Мы же сюда купаться пришли? Да, дети?
Две маленькие, но такие искренние радости вырвались из под его крепких загорелых рук и бросились на могучую мерно вздымающуюся грудь лазурного моря.