Пальто для фарисеев - рассказ

        «…Деточка, все мы немножко лошади,
          каждый из нас по-своему лошадь».»
                В. Маяковский

        Честное слово, я не делаю этого специально. Оно само так получается. Просто я сильно привыкаю к вещам, занашивая их буквально до дыр. Но и тогда мне жаль выбрасывать вещь, с которой я в некотором смысле сроднилась. И я стараюсь всеми доступными мне средствами придать отслужившей свой срок одежде пристойный вид. Видимо, мои героические усилия являются малоуспешными, потому что моё облачение вызывает у людей реакцию, озвученную моим сыном – «как бомжиха».
        Вот и сегодня я облачилась в любимое старое пальто с белым (когда-то, а теперь пожелтевшим от времени и осадков) норковым  воротником и отправилась на работу. В этом благословенном месте меня большинство сослуживцев давно уже встречает и провожает по уму.
        Погода соответствовала моему настроению, или настроение погоде, но утро было чудесное – лёгкий морозец и тихий снежок. Троллейбус подошёл к остановке вслед за мною, народа было немного, и я даже уселась на свободное место. По утрам в транспорте, особенно если ты сидишь, приходят в голову стихи. Свои. Но писать их на прыгающей сумке очень неудобно, поэтому я пытаюсь их запомнить:

        Городские ёлки –
        Пыльные иголки,
        Свежестью наряда
        Не утешат взгляда…

- твержу я, как заклинание. И твердо знаю – если хоть на секунду отвлекусь от этого занятия – забуду навсегда. И человечество, может быть, по моей вине лишится шедевра.
        Стоп, вот знакомое лицо – вместе учились в университете, вместе сдавали экзамены и зачёты, делали лабораторные работы, кажется, даже дружили – чисто по-приятельски. Забываю про свои ёлки, ищу глазами его глаза, растянув рот до ушей – встречаемся в транспорте пару раз в год, едем вместе несколько остановок, потом я выхожу, не успев толком ничего спросить об общих знакомых и рассказать о себе.
        Мои распахнутые глаза и приветливая улыбка натыкаются на железобетонное лицо. Глаз на этом лице нет. Или есть, но они умудряются смотреть внутрь себя. Меня не узнали. Я не из тех, кто бьёт приятелей по плечу со смехом – «Привет, дружище!» Скоро моя остановка. Я пробираюсь к выходу, сталкиваясь почти нос к носу со своим давним знакомым, но он старательно отворачивается, изображая оживлённую беседу с каким-то попутчиком.
        Слава Богу! Спасибо тебе, старое моё пальто! Ты, по меткому выражению первого и последнего президента Советского Союза, показало мне «кто есть ху». Жаль, забыла, как там у меня было про ёлки?
        День на работе заполнен обычной круговертью – не успеешь выполнить одно задание, сразу, как головы у Змея Горыныча, вырастают три новых. От одной из сослуживиц случайно узнаю, что мой бывший одногруппник стал доктором и профессором.
Ещё раз спасибо тебе, моё старое, видавшее виды, верное пальто!
        Я придаю мало значения одежде. Своей и чужой. Мой девиз – удобство, а не внешняя атрибутика. Чем меньше внешне я привлекаю к себе внимание, тем мне комфортнее. В любой толпе я одинока. Одиночество располагает к размышлениям. Это давно стало, наряду со стихосложением, моим любимым занятием.
        Ну вот, день пролетел, не успела оглянуться. И я опять сижу в троллейбусе, только теперь он катит в сторону моего дома. Вспомнить про ёлки никак не удаётся. Размышляю о лицемерии. Зачем люди изображают дружбу, интерес друг ко другу, если за этим ничего не стоит, кроме, может быть, праздного любопытства? Откуда пошли истоки лицемерия? Вспомнилась Библия.
        Было в древней Иудее такое учение (сейчас его назвали бы сектой) – фарисейство. Так, похоже, что наряду с великой (по тем временам) учёностью, последователи этого учения обладали и великим лицемерием. То есть они говорили одно, думали другое, а делали третье. Род человеческий с тех пор, разумеется, сильно преуспел. Особенно по части фарисейства.
        Как Христос обличал фарисеев и лицемеров! Кроткий и терпеливый Господь называл их «порождениями ехидны». А они, выказывая Ему внешнее почтение, называя Его Учителем, затевали против него всякие пакости, готовили Его убийство. Но Христос знал, кому можно доверять. Он мог читать мысли. А я – нет. Мне помогают разбираться в людях мои стихи и моё старое пальто. Пальто для фарисеев.
        «Ну, не такое уж оно и старое!» - звучит мужской голос. Я смотрю налево. Пока я размышляла, рядом со мной угнездился нестриженый и небритый тип в видавшей виды телогрейке. У ног его стоял необъятных размеров рюкзак. Сосед был явно расположен беседовать со мной. «Господи! Он пьяный» - думаю я. «Вы не думайте, я не пьяный.» - слышу от него. «Я ничего не думаю, мне скоро выходить, пропустите меня, пожалуйста!» - пытаюсь я просочиться мимо попутчика и перешагнуть через его загромоздивший проход рюкзак. Он посильно освобождает мне проход и отодвигает рюкзак в сторону. Слава Богу! Я на воле.
        Стою у выходной двери, троллейбус притормаживает у остановки. Как я не заметила этого типа? Когда он очутился рядом со мной? Вот уж кто настоящий бомж! В эту секунду владелец рюкзака поворачивается ко мне и произносит: «Жаль, что Вы выходите, я хотел с Вами поговорить о фарисеях…».
        Двери троллейбуса передо мною распахнуты, сзади напирает народ и я выкатываюсь наружу. Несколько секунд спустя, троллейбус уплывает в темноту улицы, как освещенный корабль. Люди быстро расходятся, я стою одна на остановке и растерянно смотрю вслед удаляющемуся троллейбусу. «Так этот ватник – он тоже для фарисеев…» - запоздало соображаю я. Человек сидел рядом со мной, отвечал на мои мысли, а я, занятая собой, даже не разглядела его толком, обманувшись его внешним видом. Вот он, классический пример бревна в собственном глазу. А теперь, как говорится, поезд ушел.
        По тихой полуосвещённой улице я бреду к своему дому. Прохожих нет. И только крупные снежинки, как бабочки, тихо опускаются на белый норковый воротник моего фарисейского пальто.

        Городские ёлки –
        Пыльные иголки,
        Свежестью наряда
        Не утешат взгляда…

внезапно всплывает из каких-то неведомых глубин моего сознания. Не утешат. Вот и я, как эти несчастные ёлки, не утешу взгляда «свежестью наряда». Мои мысли устремляются в этом направлении.
        Один известный писатель прошлого тысячелетия категорически утверждал, что «в человеке всё должно быть прекрасно». Кто бы спорил. В идеале – да. Но, насколько я понимаю, идеал закончился в то самое мгновение, когда Адам и Ева в раю дегустировали запретный плод. И, кроме того, мне непонятно, почему этот инженер человеческих душ начинал перечисление того, что должно быть прекрасным, с лица и одежды? Лицо у каждого, какое Бог дал. И если Вы не Ален Делон и не Софи Лорен, то, по классику, выходит, что вы и не человек. А одежда? Она определяется возможностями кошелька, традициями, личными вкусами и характерами её владельцев. А они могут различаться даже в пределах одной семьи. Как же установить критерий прекрасного?
Я бы на первое место поставила душу и мысли. То есть сменила бы приоритеты. Тем более, что при современных технологиях сделать прекрасными лицо и одежду любого квазимодо – раз плюнуть. Были бы у этого страшилы деньги. (Точнее – бабки, но классик бы этого слова не понял.) А вот прекрасную душу и прекрасные мысли ни за какие деньги не купишь. Никогда и нигде. Напротив, прекрасная душа, как правило, делает лицо своего обладателя прекрасным. Но с классиками спорить не принято. Таким образом, и покойный писатель, и я остаёмся каждый при своём мнении.
        Вот и мой подъезд, лифт, входные двери… не раздеваясь, я прохожу к столу в кухне и, стоя, записываю стихотворение про ёлки на первом попавшемся клочке бумаги. Пока опять не забыла. И только после этого снимаю своё, не утешающее взгляда, пальто и, стряхнув с воротника снег, аккуратно размещаю его на вешалке. Ему тоже надо отдохнуть.