Рассказы из шкафа. Школьный вечер

В седьмом классе стало не до платьев. Говорят, что нормальные подростки мечутся между двумя несовместимыми желаниями: отличаться и быть, как все. А я вот совсем не желала отличаться, поскольку отличной от других я была почему-то с первых дней школы, поэтому лишь одного желала я долго и страстно - стать, как все. Во-первых, надо было одеваться, как все. А одевались в Одессе в наряды из-за моря, все привозилось моряками. У половины класса родители "плавали": это означало, что джинсы и удушливо пахнущие кожаные куртки им обеспечены. Еще бывали "посылки". Получатели таинственных посылок прятались под капюшонами синтетических шубок "Анжелика" и выгуливали гольфики - тонкие свитерки "под горлышко".

Ничего из этого списка мне не светило: ни водоплавающих, ни заграничных родственников у меня не наблюдалось. Мама понимала мою трагедию, но сделать могла немного: как раз на импортной одежде у нас в семье экономили. Точнее, не считали, что это нужно девочке-подростку. Мама-то одевалась, как положено в ее возрасте, при ее положении. А я... в чем я была на первом школьном вечере года, я не помню, но помню, что радостным он не был. Не только мальчики, но и девочки не проявили интереса к моей персоне, и с такой же, как и я, скромной единственной подружкой я как-то развлекала себя сама. Я поклялась себе, что ко второму положение должно как-то исправиться.

Осенью маме подарили импортный отрез. Ткань повторяла рисунок джинсовой ткани, а еще на ней были изображены красные заплатки. То, что надо. Не джинсы, но что-то почти джинсовое. Сшили юбку, как у всех. Ожидался вечер к Восьмому марта. Я должна была быть на высоте. А тут, очень кстати, мама купила у школьной спекулянтки, уборщицы бабушки Любы, зеленый гольфик, первую "настоящую" вещь в нашей семье. Стоил он очень дорого, 40 рублей, если память не изменяет. Она одела его на какое-то важное совещание и пришла очень довольная своим выступлением.

Я считала, что его второй выход должен был быть на мой вечер. На мне, то есть. Так я накануне и сказала маме. Мама уже готова была запустить руку в глубины шкафа, но тут вмешался папа. Он сказал, что дети должны воспитываться в строгости. Что должны быть какие-то рамки. Что у мамы нет чуства собственного достоинства. Услышав про достоинство, мама вытащила из шкафа пустую руку и сказала, что папа, наверно, прав. Я видела, что она все же колебалась, и продолжала давить. Был большой и длинный скандал, я упрекала родителей в жадности и мещанстве, они меня - в том же самом, и в конце концов папа сказал, что это -дело принципа, и я не имею права обирать родную мать. Что же тогда из меня вырастет? Я подумала секунду и повалилась на пол - то ли фальшивый обморок, то ли настоящая истерика. Через два часа, опухшая и красноносая, с сорванным в сип голосом, я уходила в свою комнату с вожделенным предметом в хрустящем новом кулечке. До вечера оставалось 20 часов. Я победила.

Я улеглась спать и через несколько минут почувствовала, как моя кровать раскачивается - нет, дрожит мелкой дрожью. Неужели они без меня продолжают ругаться о воспитании детей так, что дрожит пол? Или это нижние соседи так разошлись? Еще минута, и я услышала топот в коридоре. Тут уж я выскочила тоже и увидела, как весело раскачивается люстра, чокаясь хрустальными плафонами. Мебель угрожающе поползла от стены, что-то упало.

-Землетрясение!

-В дверной проем, срочно!- даже  в Одессе что-то знают о землетрясениях.

Я стояла в проеме. Продолжало трясти. Это было докатившееся к нам мощное румынское землетрясение 1977 года. И тут я, идейная пионерка, взмолилась про себя. Молитва моя выглядела так: "Г-споди! Я готова умереть, но, если ты есть, прошу тебя, Г-споди, сделай так, чтобы мне умереть послезавтра, ПОСЛЕ школьного вечера..." И кто-то меня услышал: тряска и перезвон прекратились.

Одевшись кое-как (не покидая дверного проема), мы стали по лестнице спускаться вниз. Жили мы на девятом этаже, а посему вышли на улицу тогда, когда жители первого, намерзнувшись (начало марта все-таки, а одеться не все успели), стали возвращаться домой.

Землетрясений потом не было лет десять. А вот на вечере я выглядела, как все. Только физиономия все еще была распухшая, но списали на недосып по случаю землетрясения, ведь все остальные тоже недоспали накануне.

________
*Спасибо Кате Солдатенко, напомнившей мне о землетрясениях, и Анне Рубинштейн за джинсовую юбку*)