Мировая угроза

На крошечном Европа теснится пятачке,
Где запах от укропа и туши на крючке.
Старинные соседи, бок о бок до сих пор,
При нынешней беседе ведут давнишний спор.

Пестрят – в едином клубе, в меню немного тем.
Одни свободу любят, другие – не совсем.
А тем напевы жизни – не милая среда.
Они в милитаризме увязли навсегда.

Несут бедняги траур, и траур тот – не ваш.
В душе над вашим правом они вершат реванш.
Свободы этой лучше могилу ей копать,
Когда с балкона дуче красуется опять.

У них на фоне фурий стоит среди костей
С улыбкой душка-фюрер, целующий детей.
Идея – это сила, а сила – красота.
Кому нужна бацилла? Найдётся босота!

Когда волна накатит на мир, как Интернет,
Она того подхватит, под кем опоры нет.
Фашизм – такое шоу, где ночь волшебней дня.
Оно Бернарду Шоу нисколько не родня.

Оно в своём начале приятно вообще,
Как фотобиеннале в графическом ключе.
Фашизм – такая мода; развлечься не пора ль?
Найди в себе урода, убей в себе мораль.

Голубке, что в ладонях, сверни её башку.
Прекрасен ты, подонок, молящийся божку.
Фашизм – такая месса для вёрткого хлыща,
Когда во власти беса находится душа,

Когда в чужие спальни зовёт не плоть, а нож.
И взор маниакальный на лезвие похож.
Фашизм – такое чувство к отеческим гробам,
Что всё своё искусство влагаешь в барабан.

И мочишь в туалете не только пол – и всё ж
Души музЫку флейте навеки отдаёшь.
Фашизм – огни и марши практически нон-стоп.
В штабы – кого постарше, а младшие – в окоп.

Не Ницца – ну и что же! Земное лоно – плац,
Где – выправка, и кожа, и оловянный глаз!
И вот уже – харизма, и сам ты – оберменш,
И суть саму фашизма несут, как в номер вещь.

И знать никто не хочет, пред кем обратно век
Услужливо хлопочет, с шагов сойдя на бег.
А просто тир – бывает – нам бонус выдаёт.
А просто мир – бывает – от мира устаёт.

Когда свои исканья забудет эрудит,
Тогда кровопусканье ему не повредит.
Забывчивые люди, оставьте ваш форшмак.
Уже внесён на блюде шипованый башмак.

И тени вновь по следу ползут из небытья.
И мальчику-скинхеду сочувствует судья.
Поймите верно, люди, что судьи говорят.
Они его не судят, они его журят.

Какие матерьялы? Гормон извечно прав.
А дяди – либералы, они на страже прав.
И всё у нас отлично: не бюргеры, кажись!
Того мы знаем лично, какой же он фашист!

Отец его – рабочий, а мать его – швея.
Простая, между прочим, нормальная семья.
Споткнулись на идейке, отпали от основ.
А на уме – индейцы всегда у пацанов.

Зачем долбим, как дятлы, про старый поворот?
Носили раньше патлы, теперь – наоборот.
Романтика – зараза, киношные дела.
Фашизм ещё ни разу не мыли добела.

А всё-таки дожили, ловя своих ворон.
Фашисты обложили страну со всех сторон.
За наш червонный рублик, уйдя с-под кумача,
Из бывших же республик полезла саранча.

Не те, кто был на марше, а после – сирота,
А те, кто их не старше, но – в те же ворота.
Другое поколенье, заскоков вроде без,
Но дали послабленье – и выползень полез.

В достатке матерьяла, чтоб дел не упрощать.
Фашизму надо мало, ему бы – не мешать.
И в суть пора серьёзно вникать профессорам.
А то ведь будет поздно кричать «но пассаран!»

Когда страну героев возьмут за полцены
И в длинный ряд построят простые пацаны.
Не так, как на этапе, а хуже и страшней.
Ведь дело всё не в шляпе, а в черепе под ней.

И этот путь недолог, недолог путь во тьму.
Ведь главный идеолог не виден никому.
Не надо анекдотов; легко войдёт фашизм
В своих армейских ботах в наш парламентаризм.

И не повергнет в муку ни боссов, ни народ.
И выкинет нам руку по-ленински – вперёд.
В костёр немного масла, в теплицу – чернозём,
И мы готовой массой в насилие сползём.

Рассвет наступит хмурый и в некоем часу
На сцену выйдет фюрер и скажет: «Я спасу».
И будет рядом кучка, классический пучок.
И мы решим: так лучше,  уже к плечу – плечо.

Витий отыщем наших мы здесь наверняка
С тоской рабов вчерашних по силе кулака.
Ни власть ворья, ни денег лишат нас верных слов,
А свастика и череп, сместившие орлов.

И стоп на этом. Снова. Теперь уже – финал.
И я б на это слово напрасно не пенял.
Но повод есть и почва не где-нибудь, а здесь.
И я уверен точно, что эта почва есть.

Мне даже интересно, откуда этот червь
Пробрался в нашу песню, подъел здоровый нерв.
Мы мёрли и страдали, не ведали вреда.
Пришла, отколь не ждали, проклятая беда.

Такое ей не внове, не надо ей тужить.
Она на нашей крови, на горе будет жить.
Она твою зевоту увидит и мою
И, проявив заботу, подхватит на краю.

Не если б да не кабы, однако, как ни глянь,
А мы сегодня слабы, опоры наши – дрянь.
Цемента в нас немного, металла в нас – на раз.
Ни дьявола, ни Бога, ни Родины у нас.

Ну вот, родные други, вам совесть и мораль.
Обратно эти круги да вечная спираль.
И дух коллективизма, и частный огород…
И кто же от фашизма потомство уберёт?

У нас гульба на тризне, все пляшут и поют.
И сети ткет в отчизне коричневый паук.
И кто, прильнув к экранам, отложит огурцы
И скажет ветеранам: «Простите нас, отцы»?

Мы жили себе, были, хранила нас судьба.
И нас изрядно били, и сами мы себя.
Всё горькое проходит. Однако мир затих…
Ничто не огородит нас от себя самих.

2010