Выплёвываю

В тумане московских улиц тяжелый трамвайный и сердца стук.
    Мои мозоли экзаменов, заданий, забыться! … и крашеных губ.
    В черствой корке моего уставшего, натруженного тельца
    Только одно мягкое, доброе, плавленное как кусочек сыра сердце
    Умирает, забываться в фильмах старается, но мозоли кусаются
Бутон раскрывается, а там страшный всепоглащающий мучительный зуд
   Уставший сам от себя, но убежать не могущий, стонущий, робкий
Забывчивый, колющий.
Книги, забытые и непрочитанные-все равно во мне
Что-то нарочито грузное как пытка мешком, с легким противным запашком
 Убрать хочу,выплюнуть,выкинуть, бросится как тот чьи стихи в голове   
                носятся
Сейчас но нет ножа, а пролетов много не выбрать меж ними, такими
                грязными и дорогими
Любимыми, исплаканными, заляпаными я видела в метро на скамейке труп
Мужчины, просто так умершего – открытые глаза, фарфоровый лоб, губ
Стук остановившийся, тонущий. Водоросли обволакивают.
Сердце останавливается, потеешь, пугаешься каждого шага после вида такого.Ужасающего.

Лающего. Останавливающего. Злющего ужаса.
Пролетающие станции – открытые, через реку, красивые не могут отвлечь от мыслей о смерти, о человеке падающем.
Сгорающем.
Но ведь что-то есть еще, помимо боли и стуков. Перемолотых зубов и забытых рук без перчаток, мокрых от снега.
Долгов и пересудов,капризных обид на тех, кого ты любишь.
Я вижу на огромном поле пшеницу, девушку в платье, красивом и светлом как небо, звенящее, не умоляющее, а дающее.
Радость, свет, солнце – все здесь, спокойная поступь. Зарываясь в книжки, выплываю наружу – они скачут, лошади сильный и мощный круп.
Разводя утром завтрак в кастрюлечке, насыпаю всяких разных невкусных круп.
Не чищу специально – хочу испытывавть отвращение - отдельный оставшийся сбоку зуб.
Но забудутся раздражения,я требую Приключения, продолжения, только свет цвет звук. 
 На черном фоне, скоро будет музыка, название студии, актеры, сложный текст губ
Но в имени великого Антониони я вижу только первые пять букв.