Баллада о моем времени

В конце пятидесятых, на приволье,
Примерно на исходе сентября,
В костер высокий на остывшем поле
Ботву кидала молча ребятня.

Давно уж, видно, убрана картошка,
Но если бедолагам повезет,
То и для них останется немножко;
Пусть нет салфеток и чумазый рот...

А после пиршества, как поведется,
Кусками черепицу - в самый жар;
И - ждать, пока, родимая, взорвется:
Кому - война, а детям - божий дар...

То было горькое и радостное время,
Вставал с колен измученный народ;
А мы, мальчишек доблестное племя,
Все ждали: вдруг война придет?

И в школьный сад мы лезли, как на дело,
Отвагой диверсантскою горим;
Как хорошо на "бахалки" разделать
Стоящий у бордюра чей-то ЗИМ!

Как славно было - спичку послюнявить,
Поджечь ее и - к небесам,  щелчком.
И метку персональную оставить,
И жить в ладу с пятнистым потолком.

В конце пятидесятых, на приволье,
Примерно на исходе сентября,
В костер высокий на остывшем поле
Ботву кидала молча ребятня.

Был дран народ, еще в вагонах жили,
Зализывала раны вся страна,
Но мы тогда по-взрослому дружили
И думали: все это - на века.

И верили, что если с хлебом - худо,
То где-то там - печальней во сто крат.
И все свои симпатии - "барбудос".
Да и Лумумба - лучший друг и брат.

А там, где вместо сантиметров - инчи,
Бесправных негров мочат по углам
И судят их судом, известно, Линча,
И загнивают сплошь, бедняги, там.

Бывало так: вот развернешь газету,
На фото - черный с тряпкой половой.
И подпись: "Мне осталось в жизни этой
Хоть в омут окунуться с головой".

И было жаль до слез их всех, гонимых,
И так хотелось в бой за них идти!
Хоть жили мы в углах невыносимых
И ничего, по сути, не могли.

Да и потом: Вьетнамы и Лаосы,
Ангола, Бирма, Чили и Судан...
Нас приучили: никаких вопросов.
А хочешь в бой - поедешь в Магадан.

Но многие, как в прошлом, были б рады
За счастье всех гонимых воевать.
Сражаться вместе, строить баррикады
И за свободу братьев кровь отдать.

Не потому ль распалась в одночасье
Одна шестая нашей мать-земли,
Что тем, кто вырос в бедах и несчастье,
Никак помочь мы делом не могли?

Когда призывы - только на бумаге,
Когда нельзя и руку протянуть.
Когда нет выхода ни вере, ни отваге,
То остается конформизма путь.

Когда к тебе относятся, как к зэку,
Что словно волк, стремится убежать,
То трудно оставаться человеком
И трудно государство уважать.

В конце пятидесятых, на приволье,
Примерно на исходе сентября,
В костер высокий на остывшем поле
Ботву кидала молча ребятня.

И покидавши, и пошмыгав носом,
Нам было ясно, словно дважды два:
Мы - за победу бедных, без вопросов,
Хоть сами в теле держимся едва.

Пусть ложная идея, только все же
Она сближала нас, она звала.
И жили мы, и верили, что - можем,
Что коммунизм и братство - не слова.

И верили Гавана и Сантьяго,
Манагуа, Луанда и Ханой
В "оплот прогресса" и багровость стяга,
Что их влекли призывно за собой.

И были верные (и не совсем) соцстраны,
Была система, что ни говори.
Все это было. И имелись планы,
И верилось: реальные они.

РАСПАД

Но вот наш Союз и сгинул.
Мол, "вы уж тут сами извольте..."
Друзей, как в маршрутке, кинул:
"Выходите? Нет? Позвольте!"

Но страна ведь не просто кинула;
Обрекая отцов на списание,
Русь понуро за Западом двинула,
Миллионы отдав на заклание.

Для чего ж наши прадеды, деды
Фронтовые ковали победы?
Для чего ж осуждали позиции
Заплутавших столпов оппозиции?

Да и братские силы и партии -
Вы куда ж за Союзом вслед сгинули?
Коммунизма отбросили хартию
И знамена марксизма покинули?

Значит, были не просто мечтатели
За широкой советской спиной,
А чистейшей воды прихлебатели,
Что "радели о правде земной".

Да и Русь как бы стала ничейная,
Безответная и безыдейная.
То, что крепко вписалось в устои
Мишурой оказалось пустою...

Стал быть, в партию ту зря мы верили,
Зря за партией "верно шагали".
Зря лукавым призывам поверили,
Зря в нее сплошь и рядом вступали.

Ну, а как тут хоть что-то достанешь,
За бугром как окажешься где-то,
Если партию славить не станешь,
Если нет у тебя партбилета?

Никуда ведь из нашего "рая"...
И из окон московской квартиры
Мы, усердно Устав изучая,
Все смотрели с тоской на ОВИРы.

А на сессии да фестивали
Нас, как вшей, сквозь райком пропускали,
Где в тиши ветераны усатые
Ворошили бумажки треклятые.

Только все ж, жизнь была хоть и скотская,
Но у нас не мутилось сознание;
Ведь лимиты (теперь идиотские)
Не касались основ мироздания.

Был Союз, были своды и правила,
Были праздники, даже несчастия.
Пусть везде и всем партия правила,
Только не было смуты, безвластия.

А теперь безызвестная братия
Всенародным богатством торгует,
Говоря: "Не для нас демократия"
Тем, кто громче других негодует.

ВИТЬКА

Он, как-никак, сидел.
Учился в ремеслухе.
И посему - имел авторитет.
Блатные песни пел
При очень среднем слухе,
О том, как умыкнули
Его на много лет.

Мы были с ним в друзьях:
Окурки собирали,
Бутылки дома мыли
И в магазин - сдавать.
На совесть и на страх,
Мы Витьку уважали.
Ну как же: ведь сидел он!
Чего ж не уважать?

Был Витька, в общем, наш.
Проверенный парнишка.
Вожак у пацанов,
Авторитет двора.
Засаленный картуз
И из х/б штанишки...
Хлебнет одеколона
И киснет до утра...

Но вот пришла пора
И Виктора призвали
На остров на Даманский
Границу охранять.
Осталась детвора
Одна играть в подвале,
Пока Витька учили
Китайцев отгонять.

На фото - погранцы
С большою рогатИной,
Чтоб, значит, вражьи лодки
От берега - назад.
Не воины - юнцы;
Но, как один, едины:
И зорко на соседа
Из-за брони глядят.

А он, китаец, строг
И очень разобижен.
Считает этот остров
Провинцией своей.
И вот уж на реке
Расстрелян взвод. Недвижен.
И капли русской крови
Рассеяны по ней.

Там был и наш Витек.
И мы напрасно ждали.
Где пал он смертью храбрых -
Известно лишь богам...
Но был ли в этом прок?
Ведь остров мы отдали...
Погибшие ребята...
Да разве только там?

Погибшие ребята -
На УссурИ, в Афгане...
Поникли за идею
И пали. На войне.
Вот только "демократы"
Вдали от "поля брани"
Спустили наши стяги
На упокой стране.

Да, жить со всеми в мире -
Верней, чем воин в поле.
Вот только без идеи -
Ну кто теперь боец?
"Не сотвори кумира" -
Так истина глаголет.
Вот только без кумира -
Не скорый ли конец?

В конце пятидесятых, на приволье,
Примерно на исходе сентября,
В костер высокий на остывшем поле
Ботву кидала молча ребятня.

И если б им тогда еще внушили,
Что дни их государства сочтены,
Они б на кол любого посадили,
Кто напророчил гибель для страны.

И пусть сейчас иные ветры веют,
И нет Союза, и другие мы,
Но новые теории созреют
И новые последуют борцы.

Они нас позовут крушить оковы
В борьбе за самый светлый идеал.
Пойдем ли мы? И будем ли готовы
Сменить того, кто за идею пал?

Июль 2013.