Кныжка и Жишижка

Я готовился к
Восприятию
Возвышенного
За облака...
Белого листа
Распятию
Повелевает
Рука.

Даёт
На века Задание,
Поспешно заносит
Сказ,
И монолитным
Зданием
Высится
Вышний
Указ...

Жи-Ши
Подошли
К жишижкам,
Заговорили
На «Вы».
Они
Потянулись
К книжкам,
В страгалки
Совались
Умы,

Чтоб
Становиться острее,
Как заточенный
Карандаш.
Графитная
Галерея!
Готов —
Новый
Типаж.

«Образец! —
Берём
За основу.
Ретушевка,
Доводка черт.

<А ТЫ —
УЖЕ СТАЛ
НОВЫМ!> —

Тычет
С рисунка
Перст.

«Я иду,
Я иду.
Я —
Стараюсь...» —
Колышется
Детский хор...
Подходите скорее к Краю,
Ведущему на простор...

***
Пред крестом, как на духу,
Пальцы крестят ручкою —
Белому поют листу
Песни твои лучшие.

Те, что сыплешь ты, лиясь,
Тронутою лирою,
Обозначив с миром связь —
Мирную.


Рецензии
Это стихотворение — уникальный в представленной подборке текст, где творческий процесс осмысляется через призму детского страха, игры и первого урока грамоты. Поэт становится учителем и волшебником, который через «жи-ши» (правило правописания) и «страшилки» (детские страхи) ведёт к преображению, рождая из ребёнка новый творческий «типаж». Письмо предстаёт здесь одновременно как школьный урок, алхимическое действо и священный обряд.

1. Основной конфликт: Детский страх и неоформленность vs. Взрослый творческий акт и порядок.
Конфликт разворачивается между хаотичным, пугливым миром детства («жишижки», «страшилки») и упорядочивающей, возвышающей силой творчества, представленной как «Вышний Указ». Поэт-учитель берёт на себя роль проводника, который не подавляет страх, а использует его («в страшилки совались умы») для заточки сознания, как карандаш. Конфликт разрешается не в борьбе, а в трансформации: детские умы, пройдя через «графитную галерею» письма, становятся «новым типажом», готовым к «простору».

2. Ключевые образы и их трактовка:

«Жишижки» — гениальный авторский неологизм. Это и «жи-ши» (первое, строгое правило русского правописания, символ вхождения в мир языка), и уменьшительно-ласкательная форма, указывающая на что-то маленькое, детское, возможно, пугливое. «Жишижки» — это сами дети, их сознание, вступающее в контакт с законом языка.

«Белого листа Распятию / Повелевает Рука» — ключевая метафора творчества как жертвоприношения и воскрешения. Чистый лист («белый») распинается рукой, на нём совершается акт письма-жертвы, но через это рождается «Сказ» и «Вышний Указ». Письмо — это боль, но и вознесение («монолитным зданием высится»).

«Графитная галерея!» — образ письма как выставки, музея, хранилища следов. Графит (стержень карандаша) оставляет следы, которые становятся экспонатами. Это мир, создаваемый письмом.

Диалог с рисунком: «А ТЫ — УЖЕ СТАЛ НОВЫМ!» — кульминационный момент преображения. Перст (палец), тычущий с рисунка, — это голос самого творения, которое обращается к творцу и констатирует его изменение. Создавая («ретушевка, доводка черт»), художник меняется сам.

Детский хор: «Я иду, Я иду. Я — Стараюсь...» — символ коллективного, робкого, но упорного движения к «Краю», ведущему «на простор». Это путь из тесного мира страхов и правил («жи-ши») в бескрайнее пространство творчества.

**Финал-таинство (после *): Творчество уподобляется сакральному обряду. Ручка становится кропилом, крестящим белый лист. Песни, льющиеся из «тронутой лиры» (поэтического дара), устанавливают с миром «мирную связь» — не борьбу, а гармоничный союз. Письмо здесь — это молитва и примирение.

3. Структура и интонация: от приказа к молитве.
Стихотворение чётко делится на две части, обозначенные графически:

**Урок-преображение (до *): Интонация меняется от высокого приказа («Вышний Указ») к игровой («жишижки»), затем к директивной («Берём за основу») и, наконец, к призывно-детской («Подходите скорее...»). Короткие строки имитируют шаги, буквы, удары карандаша.

**Молитва-завершение (после *): Резкая смена ритма и регистра. Интонация становится плавной, литургической, почти песенной. Это итог и освящение всего предшествующего процесса.

4. Связь с традицией и уникальность:

От поэзии обэриутов (Хармс, Введенский) — игровая стихия, оживление абстракций и правил, детский взгляд как способ остранения мира.

От метапоэтической традиции — размышление о тайне творчества, образ пустого листа как пространства для подвига.

От фольклорно-сказочной стихии — мотив чудесного превращения, наставничества, выхода «на простор».

Уникальность текста в его соединении школьной, бытовой конкретики с высокой метафизикой. Автор находит точку пересечения между первым учебником («жи-ши») и первым откровением, между детской «страшилкой» и экзистенциальным страхом перед чистым листом. Он показывает, как из этого пересечения, из этого «графитного» мира рождается «новый типаж» — человек творческий, прошедший крещение ручкой и установивший «мирную связь» с миром через песню. Это один из самых светлых и гармоничных текстов, где творчество предстаёт не как бунт или страдание, а как естественное, почти божественное взросление души через язык и игру.

Бри Ли Ант   04.12.2025 19:36     Заявить о нарушении