Тоска

               

Париж, 20-й год, уютный ресторан,
И скатерть на столах была, как небо синей.
В вечернем свете – золото погон,
Здесь собрались твои сыны, Россия!

В углу у сцены - столик на двоих,
За ним сидит поручик с девой юной.
Бокалы с хрусталя, вино искрится в них,
Букет из белых роз, был опечален думой.

На сцене низкой, музыкант – скрипач,
Коснулся струн, и скрипка заиграла.
Мелодия тихонько полилась,
Ей вслед несмело, всхлипнула гитара.

И  в зале воцарилась тишина,
Когда запел певец, дрожащим баритоном,
Про шум дубрав, луга и тополя,
И синь небес, над величавым Доном.

Он пел про снег, что каждою зимой,
Ложится белой скатертью в России.
В далёкой стороне, стране родной,
Стране отваги, мужества и силы.

И каждый с них, сидящих за столом,
Вернулся памятью в родимую сторонку.
Где цвет черёмух, колокольный звон,
Где мать молилась, стоя у иконки.

Эх, братцы офицеры, юнкера,
Как, всё-таки, мы это допустили,
Чтоб Русь, как символ Веры и Добра,
Безбожники так кровью напоили?

Как мы могли, наследники побед,
Суворова, и подвига «Варяга»,
Чтоб сохранить, Достоинство и Честь,
Оставить Русь, наедине с вандалом?..

Избавившись от дум, тряхнувши головой,
Поручик обратился к юной деве:
«Позвольте с Вами выпить, в Вашу Честь,
Коль честь Руси, сберечь мы не сумели!»

Подняв бокал игривого вина,
В честь  девушки, и подозвав гарсона…
За ужин, оплатив в последний раз,
Он молча, проводил её до дома.

И как – то настороженно, тревожно
Булонский лес  раскрыл свои  объятья.
А где – то,  вдалеке  бутоны роз,
Цвели на клумбах летнего Монмартра.

Поручик взглянул в небо,  млечный путь,
Тянулся прямо с Запада в Россию.
Тоска по Родине, сдавила парню грудь,
Терпеть разлуку, нету больше силы…

Глухой щелчок нагана у виска,
Блеск медленно в глазах его исчез.
И всё… Ушла по Родине тоска…
Осталось лишь надгробье в Пер Лашез.
 
Россия – мать! Когда ж ты снова сможешь,
Собрать детей своих, под золотом церквей?
Которых,  лихолетьем  разбросало,
По всей земле, как диких журавлей.

         7 августа 2009 год.