Шесть А

           " Мне голос был..."
             АннА  АндреевнА  АхматовА.

       А-Первое.

Анкета - Царское Село,
и непременная Одесса,
и Петербург. За слоем слой -
расписанная небом пьесса,
в которой гениальность - крест
и чьей-то воли воплощенье.
Так Кесарь, царствуя окрест,
уподобляется мишени.
И то сказать, что каждый пласт-
лист в поэтической тетради,
будь то "Ротонда" (Монпарнас),
будь "Дом Фонтанный" в Ленинграде,
будь комаровской "будки" сень,
своих-чужих пристанищ сумма,
своих-чужих имён - досель
звучат - от Моди до Акумы.
Лишь лампу памяти вверни,
раздвинув временнЫе плиты,
там том растрёпанный Парни,
там Лувр (еще без пирамиды),
там та фатальная софа
в следах шампанского и кофе,
на  коей в дар фрондёр-сефард
ЕЯ увековечил профиль.

        А-второе.

Аспидная доска
Серебряного Века:
глаз прикрывает веко,
и видится каскад
Серебряных Имён,
начертанных на чёрном,
и словом изречённым
зачисленных в канон.
Божественен сюжет
когда первично Слово
уже не Гумилёвой,
Ахматовой уже.
Пусть это - первый акт
и первые чернила,
о, как же ей любилось,
и не любилась как!
Не каждому чета
конквистодора бремя,
и может это время -
исходная черта.
Нелёгок полигон,
где каждый - забияка,
"Бродячая Собака" -
предтеча Ничего.
Цвет чёрный, как раскат,
предвосхищает эхо
Серебряного Века.

Аспидная доска
Серебрян.....Ве..а,
С................а,
.................. .

        А-третье.

        " Смуглый отрок бродил по аллеям, 
         У озёрных грустил берегов,
         И столетия мы лелеем
         Еле слышный шелест шагов."

        " Пусть струится она сто веков подряд
          Горностаевой  мантией с плеч."

          А. Ахматова.

Абсолютным казался Давидов Псалом,
был он вымучен, выучен, спет.
Те, чьё детство отмерено Царским Селом,
слышат шелест шагов А.С.П.

Две эпохи, два шелеста, но вопреки
казням, тоже разбросанным врозь,
им обоим, и с правой, и с левой руки,
перепутать перчатки моглось.

Всё вместилось не в сто веков, а в один
век, которым грешно пренебречь,
и струится метафора, как палантин,
горностаевай  мантией с плеч.

         А-четвёртое.

         "Слава тебе, безысходная боль !
         Умер вчера сероглазый король."

         А. Ахматова.

Абстрактен смысл отдельных,пускай обычных слов,
сплетающихся в слышимое соло,
где поминальный лепет, и скучная любовь,
и сероглазых королей престолы.

Не суждены поэтам престолы на постой,
поэт себе - секретный вивисектор,
но что стоит за этой прозрачной простотой,
подобной тайне Невского проспекта.

Кириллица, как рикша, и только лишь факир
соединит рождённую из сора
космическую лёгкость Ахматовской строки
с земною робеспьерностью террора.

        А-пятое.
        Памяти Исайи Берлина.

        "Не придумать разлуку бездонней,
        Лучше б сразу тогда - наповал...
        И, наверное, нас разлучённей
        в этом мире никто не бывал."

        А. Ахматова.  "Щиповник цветёт." 

А над шиповником век властен!
Как резидент небесных сфер,
в какой теперь ВЫ ипостаси,
Исайя Менделевич, Сэр ?

В английско - оксфородской квадриге
одной из ангельских когорт,
Вы там, как тут - еврей из Риги?
Вы там, как тут - Британский Лорд?

Там, вроде, все- запанибрата,
и не курится фимиам,
пусть не нужны там дипломаты,
а как с философами там ? 

Вы где-то в космосе, снаружи,
там, где не значат барыши,
где безвоздушны ваши души,
а здесь,  где воздух, ни души.

Когда б Вы не ушли - всё рано,
но есть один просвет в ночИ,
Вы встретите, как в прошлом, Анну
и уж никто не настучит.

         А-шестое.
         
         "Я на твоём пишу черновике."

         А. Ахматова. "Поэма без героя".

Аудиенция у Анны
Андреевны. Пушкиниана
давно национальный спорт.
Так и с Ахматовой. Осанны
обыденны и филигранны.
А я всего лишь - резонёр.

Аудиенция в поэме,
где нет героя даже в схеме,
а между строк - понтификат,
который отражает Время,
в разнноголсице полемик
и снов внутри черновика.

Аудиенция в блокаде,
где несколько обстрелов нА день,
и каждый гибелью чреват.
Аудиенция в докладе,
не возразить цековской бл@ди
(здесь просто неизбежен мат).

Аудиенция в Нью-Йорке,
не Петербург! Но не задворки,
не самый худший из планид,
где метрополии осколки,
где том Ахматовский на полке
в пандане с Пушкинским стоит.