Ветрено

В немирный день жесть проломила тебе голову своим полетом. Ты знал и ждал, слушая этот день, кивал телесводкам и предупреждениям, ведая, что речь идет не о погоде. В твоей душе зародился покой, коему в соприкосновении с мяучьими повадками города оказалось неуютно.
Внезапно воздух потеплел, пронзая грудные стенки буйным дыханием и поминутно боксируя пылью.
Внимание раскачивал мусорный ветер слепого, удушающего города, так ловко заковавшего тебя в метко свитые перекрестки сетей. Сетки нависали, извивались невидимо, колыхали деревья, отважившиеся вскочить в небо среди граней, хохотали непонятным надрывом обычной человеческой спешки, визжали тормозящими в желании уберечь(ся) глуповатыми колесами.
Кто сказал, что человек – живой? Самые красивые его черты – мертвы. Взметаются по ветру мертвые кудрявые нитки, хлопают, удивляют изгибом мертвые клетки. Мертвецки царапают мертвые полотна спин в экстазе... Так где же твое хваленое единство, человек? Где твоя безоблачная цель, радужная мечта? И точно ли над ней не нагружен балдахин двусмысленности?
Очнись.
Твоя привычка к уюту веет на замерзшее «ты» теплым духом, но усмотри, как обшарпаны двери, ведущие в твой Рим. Надо ли цепляться за крепкие стены накатанных дорог? За ограждениями, глупыш, не видно обочины. Свалиться легче. Не держат ли косые, ходуном ходящие, дощатые и наспех возведенные, лучше, нежели ЭТИ?
В опочивальнях твоей лени отключили отопление. Дожидаются аудиенции сны и тревожные пробуждения. Ждут тысячи не произнесенных слов, не написанных страниц, не созданных еще чудес.
Очнись же, дуралей.
– Мне проломило голову. Знаете, я с детства не терплю больниц.