Поэтесса

Цвели лаванда и левкои на пожелтевшей акварели,
 И пахло после звездопада, как после летнего дождя,
 Наверно в стенах были дыры, ведь и в душе бывают щели,
 И в дом проникло незаметно то, что впускать туда нельзя.

 Какой-то голос незнакомый витал в истоме благозвучной -
 Стихи пришли, как аксиомы, что нацарапал лунный свет
 На прокрахмаленных манжетах скупой одежды повседневной,
 Надетой к празднику, наверно, но час настал – веселья нет.

 На люстре дрогнули подвески, и женский стан блеснул в кувшине,
 В гитаре, в желтой занавеске, в паучьем липком гамаке,
 И он влюбился в поэтессу – цветок, мелодию и муху,
 В ее груди сквозила рана, и был зажат кинжал в руке.

 Такое видел он впервые, привычный к праведным утехам:
 По вечерам немного пива, по выходным поход в кино…
 Но он влюбился в поэтессу – как видно, что-то в деве было,
 Не хлебом пахарь жив единым, а кроме пива есть - вино…

 Они бродили вдаль – по крышам, и вглубь ныряли – в тьму подъездов,
 Изломы травные колыша, стелили вширь платки лугов.
 Наутро губы пахли горько, хмельным нектаром кровоточа,
 И рифмовалась с тем нектарам в мечтах несбыточных любовь…

 Он стал о сексе думать странно – как о камланиях шамана,
 Влюбился в грудь ее и – в рану, и даже – в лезвие ножа,
 Которым буквы высекались, преобразующие бытность
 В обворожительную небыль, катреном легким ворожа.

 Она исчезла – незаметно, и он искал ее повсюду.
 В чересполосице газетной мелькнули чайкой – пара слов
 О том, что время поэтессы – лишь до январского мороза,
 Они от стужи умирают, от дуновенья злых ветров.

 Скользящим боком вдоль осоки, совиным криком в поле диком,
 Вертлявой, ряженой сорокой сложилось слово «некролог».
 И тихий звон угас в кувшине, гитары оборвались струны,
 А в стихотворной паутине уснул проворный паучок.

 Назавтра - сумрак был зеленым, и отцветали акварели,
 И дом, вздыхая потаенно, уж вел учет иных потерь,
 А он не конопатит  щели - пусть пахнет летними дождями,
 Ему все кажется - в гостиной вот-вот чуть слышно скрипнет дверь.