***

Порохом звенят отголоски в рябиновой осыпающейся голове.
Былое степным сизым ястребом врывается в нынешний уходящий мой век.
Крыльями черными предрассудки вспахивая,
Клювом, стальным и острым, как пика, редеющие надежды уничтожая,
То, что было и есть и будет говорят мне "Прощай!"
Мне так бы, наверное, хотелось ответить им "Здравствуйте!",
Да только здоровье и у них, и у меня боле не то:
Кашель хронический кровавый душу измучил.
Не дает ей покоя ничуть, ведь она хочет стать мумией,
А для этого необходим полный мертвецкий покой и ровное чистое горло.
Не судьба! В горле моем тесным железным комом пытаются жить слова.
Те слова, что спасительны были бы в их уходящий, измученный мракобесием, век.
Душа жила последней мечтой и надеждой обратиться мумией.
Это, право, лучше на данном этапе, чем просто гнетуще дожить.
Эти чертовы карлики-мракобесы когда-то были большими.
Например, находясь в мокрой утробе своих матерей,
А потом изменилось... Они говорили: время, среда...
Однако я верю: стали другими сами они.
Позагоняли самих себя в микроскопические передвижные тюремки.
Им все нравится, у них все "как надо", можно сказать, "живут припеваючи".
Только смысл плясать на своих похоронах? - Вы не находите?
Жить, как они - Боже правый, уж лучше в Гиену как можно скорее!