От славы, к славе. Автобиографический очерк

В ответ на письмо "Ничего из всего. Продолжение" (Мой Синий - Память) http://www.proza.ru/2013/02/24/62



Благодарю, Лирилин!
Но, улыбнувшись, скажу следующее:

На самом деле (буду говорить о себе, ибо до других мне дела нет в этом вопросе) - слава нужна лишь как средство, а не как цель. Средство донести то, что должен донести человечеству. А именно: достичь самому наивысшего пилотажа в искусстве быть самим собой, - и научить этому других...
Слишком много на земле зажатых людей. Закомплексованных. Боящихся открыться навстречу другим. У меня на Новинках (если ещё не перенёс на другую страницу) есть миниатюрка на эту тему: "Докажи, что ты не робот".

Я ни в коем случае не защищаюсь. Это даже не прения, - наш диалог; мы лишь делимся каждый тем, что имеет. У тебя опыт такой, какой есть: ты говорила, что публичная жизнь не для тебя. Я же, видимо, с рождения заточен жыть для публичной жизни. Хотя - до 17-ти лет жил абсолютно незаметно для окружающих. Я даже в классе был незаметен; похоже, я был невидимкой, ибо не помню, чтобы я вообще ловил на себе взгляды ровесников, или чтобы кто-то ко мне обратился. А может, я просто был настолько поглощён чтением книг, что сам не замечал окружающего мира, и он мне платил той же монетой. Но сколько себя помню, так было всегда. Я был одиночкой-книгочеем, и это был мой диагноз.
До 16-ти лет я жил в крошечной деревне: кажется, её всю по периметру можно было обойти за полчаса. Никогда не проверял специально, но прикидывал в уме.
Получив паспорт, я уехал в город, на вольные хлеба. Стало не до чтения, но зато я именно тогда ощутил, что мне больше всего в жизни не хватает школьных сочинений. И я однажды решил дать душе удовольствие, и задать самому себе сочинение на вольную тему. Ну, а чтобы не мелочиться, то задал сам себе написать приключенческую повесть, - полностью, что называется, "высосанную из пальца"... Я писал её сугубо для собственного удовольствия, и не собирался даже никому показывать. Но, будучи сам отрешённым от мира сего, я не задумывался, что за мною всё же замечают, что я что-то пишу в свободные часы. И когда повесть была почти готова, рукопись выкрали. Трое суток она гуляла где-то, потом мне её вернули; и вот тут началось... Оказалось, что я - самое узнаваемое лицо в городе. Откуда?? Мне было не понять. Впрочем, мне с детства несколько раз пеняли на мою необычную для тех краёв внешность. Я принимал это как данность, и не задумывался, насколько заметен окружающим именно из-за неё одной. Мне казалось, что я невидимка.
Но с приходом первой славы мне пришлось многое переосмыслить. В том числе и смириться с тем фактом, что я всё-таки действительно заметен из-за своей внешности. А значит - на меня смотрят, за мной следят. Пусть и молча, но я узнал об этом именно в тот период. И хотя до этого я, как примерный "ботаник", не особо-то и грешил - то после этого стал следить за собой особенно тщательно. Потому как понимал, что являюсь невольно неким образцом для подражания.
В то самое время я как раз впервые узнал Бога. Меня пригласили в церковь, и я стал с интересом ходить туда постоянно. Там я впервые вообще начал общаться с людьми. До этого я понятия не имел, как это делается. Потому как, весь в книжках, жил образом жизни немого: ни с кем не разговаривая сутками, и не испытывая ни малейшей необходимости в этом. Но именно в церкови я научился говорить. Вот как дети в двухлетнем возрасте, только я с задержкой в 15 лет. И, общаясь, узнавал от окружающих, какое сильное влияние имею на них, - сам того не подозревая и не разговаривая ни с кем. А вскорости нагрянула эта слава.

И само собой, что в связи со всеми этими событиями я крепко задумался о том, и какой всё-таки пример подаю, раз уж это неизбежно; и, если всё-таки буду писателем - то какой пример буду подавать через свои произведения... А коль пишу, и слава неизбежна, - то, следовательно, мне нужно осмыслить и вникнуть, что такое эта слава, - именно с изнанки... Кстати, я вскоре сбежал из того города, - в другой, где меня не знали.
И там я целых два года размышлял обо всём этом. Ушёл в монастырь. И продолжал молчать и размышлять.
И я очень хорошо понимал уже тогда, что слава напрочь отнимает всякое право на личную жизнь. Ту жизнь, которой я наслаждался первые свои 17 лет: когда меня никто не трогал, и ко мне не лез в мою жизнь... Сам по себе, вольный ветер. Никому ничего не должен. И не обязан здороваться каждую минуту и везде со всеми. Могу спокойно ехать через весь город, заходить в магазины, гулять где мне вздумается, и никто ко мне не пристаёт, не нарушает мою внутреннюю гармонию, не отвлекает ни от созерцания внешнего мира, ни от сосредоточия на внутреннем...

Я размышлял над этим непрестанно, крича Богу, что не хочу никакой славы, что я хочу жить и дальше спокойно и незаметно. Что я не привык к толпам людей, чего-то хотящим от меня, и вообще, хочу всю жизнь прожить в одиночестве и уединении, наслаждаясь жизнью по полной.

Я молился, ходил на службы, пел песни, и наслаждался одиночеством. Ничто не заботило меня.

Не знаю, знаешь ли ты, что такое Святой Дух. Но однажды во время службы я ощутил очень плотное Его присутствие. Это было сказочное ощущение. Никогда более ни до, ни после, я не испытывал подобного. Я молился, и в это время услышал Голос Отца. Он сказал мне такие слова: "Я поставлю тебя над народами". Не задумываясь о смысле услышанного, я автоматически ответил: "Хорошо, Господи". Я дал согласие, - хоть и невольно. И лишь когда служба закончилась, и я вышел из церкови, то только тут до меня начал доходить смысл сказанного. Я всё ещё не до конца понял весь смысл, но я уже тогда понял, что это означает одно, как минимум: слава. Поняв одно это, я взбесился на Бога, и сказал Ему твёрдо: "Нет! Никакой славы! Я хочу жить спокойно! Один! И никого не хочу видеть! Оставьте меня все в покое!".
Бог молчал, ничего не говорил мне. Я жил в уединении на хуторе, ходил в лес по грибы и ягоды, варил картошку, читал книжки, и дружил с маленьким щенком, которого выпросил у местных жителей. Я был счастлив, и мне ничего было не надо.
А потом я упал и сломал позвоночник.
Месяца три я лежал в постели, кое-как вставал, колол обезболивающие, и пытался двигаться. Потихоньку боль стала меньше. Но вместе с тем я чувствовал, как Бог выгоняет меня из этого хутора и зовёт меня ехать в столицу. Он повторял мне это тихо и настойчиво, как капля долбит по камню... Я не хотел никакой столицы. Но чувствовал, что если не послушаюсь зова, то покончу с собой. И однажды я решил повиноваться. Оставил щенка знакомым, и уехал в столицу.
Там в церкви познакомился с одной семьёй, и они приняли меня на квартиру. Спустя время помогли мне найти посильную работу: ухаживать за больной бабушкой. Работа была непыльная, но проработал я там недолго: однажды, придя домой, я упал на диван и больше не встал: меня разбил паралич.
Это было самое интересное время в моей жизни. У меня было уйма времени обдумывать всё неспеша. Кстати, за эти годы я всё-таки не удержался, и написал несколько новелл, и даже публиковался в одной крупной местной газете (в то время жил в городе; а вообще - очень часто переезжал с места на место, и в каком-то смысле жил одновременно в нескольких городах и сёлах, - но это неважно). В общем, к писательству меня тянуло, но славы я старался избегать всеми силами, - для этого и уехал на хутор.

Но когда меня парализовало, то было очень много времени передумать обо всём на свете. Самое главное - чего хочу от жизни лично для себя. То есть, какие у меня есть мечты. А моя главная мечта была - это быть собой. Просто собой. И не позволять другим людям навязывать мне нормы поведения. Особенно это касалось моей привычки ходить летом босиком. Да, ну и что, что прямо в центре столицы. А я хочу. И вообще, я не мыслю, как это: круглый год не отдыхать от обуви.
Очень много мелочей. В общем, моя самая главная цель жизни - это быть просто собой. Но. Ведь, в "быть собой" входит также и моё тяготение к писательству... И я чувствую очень чётко, что не хочу ничем иным заниматься, кроме этого. И хочу именно этим и зарабатывать себе на хлеб. Не ухаживанием за стариками, не мытьём машин, не уборкой прилегающих территорий, и не грузчиком, - хотя мне очень нравилась тяжёлая физическая работа как возможность ощущать собственную физическую силу...

Но травма позвоночника и паралич, конечно, мои силы эти истаяли и свели к нулю... Трудовые мозоли на ладонях исчезли подчистую, руки стали нежными, как у девушки...

Нужно сказать, что к тому времени я с Богом был в крупной ссоре. Молиться мне не хотелось, и Ему я заявлял: "Я с Тобой не разговариваю! Потому что сердит на Тебя!". Вот из-за этой самой славы, которую Он мне уготовил.

Но когда лежал в параличе, то стал чувствовать, что умираю. Да, я не хотел жить, - и, собственно, эти года не раз искал смерти, а она от меня бежала. Я видел в этом руку Божью, и сердился на Него и за это тоже.
И когда почувствовал, что, наконец, умираю - то стал невольно подытоживать, что же я доброго сделал в своей жизни... И понял, что ровным счётом ничего. Прожил как эгоцентрист, хотя и добрый, в принципе. Безусловно, по мелочи что-то делал доброе. Но, взвешивая совокупность всех сделанных добрых дел, понял, что, в принципе, ради такой сущей мелочи не стоило и рождаться...
Вот тогда мне пришлось помириться с Богом, и загадать первое желание: перед смертью успеть что-нибудь сделать доброе. И Он мне устроил такую возможность: подключил интернет в компьютере, и я, лёжа парализованный всё на том же диване, зарегистрировался на сайте знакомств, выискивая самые "тяжёлые" случаи, когда человек нуждается в участии, понимании и моральной поддержке...
Таким образом я познакомился с одной девушкой, благодаря которой написал несколько новелл. Они просто пёрли из меня, неудержимо. Так, в принципе, я начал свою серьёзную писательскую карьеру. Ту, которую и продолжаю до сих пор.
Ну, а раз так, то, выходит, слава - это не только неизбежность, но и необходимость. Успеть донести. Успеть как можно большему числу людей сделать что-то доброе. Но самое главное - не теряя при этом самого себя. Оставаясь собой. Достигая полноты себя.
Цель жизни - исполнить все свои мечты, пока живу здесь, на земле. Не слава. Она - лишь неизбежность. А раз так, то, чтобы успеть всё сделать, я должен к ней стремиться. Махнув, конечно, рукой на своё прежнее эгоцентричное желание жить в одиночестве и безвестности. Безвестным быть хорошо. Но стыдно. Я понял это, когда лежал в параличе: что мне стыдно за безвестность, к которой я стремился. Потому что в день смерти моего тела мне нечего будет предъявить перед Богом. Нечем будет похвалиться перед Ним... И вот за эти пустые руки мне и стыдно. Поэтому я и работаю, и стремлюсь к славе, и тороплюсь. Потому что совокупность двух моих сокровенных желаний - быть самим собой и успеть сделать как можно больше доброго, - требует славы. Огромной, всемирной.
А когда мне захочется огурцов, я приеду к тебе.

24.02.2013
Братислав Либертус