Девкалион и Пирра

                …nos duo turba sumus; possedit cetera pontus.               

В Дельфийском храме приношений
Немало. Но одно из них
Особенное. Это щит.
Круг совершеннейший по форме,
Железный по материалу,
Он инкрустирован весьма
Искусно, даже гениально.
Его когда-то покрывали
Эмаль и золото. От них
Теперь остались лишь одни
Фрагменты, да и те – по краю.
Гораздо лучше сохранился
Слой инкрустации, что ниже
Был расположен – острова
И целые архипелаги
Из чистого серебра
С искусно выгравированным
Сюжетом или целой цепью
Сюжетов. Вот один из них:
Сложила ласточкины крылья
Весна; играет солнцем лето;
Вертит веретено ветров,
Плоящих реки, море, осень;
Зима несёт снега свои…
А вот ещё одна картина:
Покинув бедное жилище,
Учрежденное в пещере,
Идёт по полю земледелец,
И, отягчённые ярмом,
Ревут волы, задравши морды,
И в свежевспаханную землю,
Цереры дар, её любовь,
Летят, уже упали, зёрна.
Там есть ещё изображенья.
Но все они – и те, и эти –
Отрывочны, неясны, стёрты.
Все рухнули в железный омут.
Покрытое сплошной резьбою,
Железо более всего
Влечёт досужее вниманье.
Какая пестрота картин!
Как сцены все мрачны, жестоки!
И этим-то и привлекают!
Смотреть на муки все охочи,
Страдать не хочет ни один.
Вот корабли бегут морями,
Стремясь добыть чужой земли,
А вот земля, вся рудниками
Покрытая; а вот цари,
Сшибающиеся лбами армий;
Насилия и грабежи –
Открытые и под покровом
Законности; цивилизаций
Рожденье, рост, дряхленье, смерть;
Мильоны голодом и мором
Замученных и – верх всех бед –
Войны гражданской жуткий Молох!
Погибели триумф и пир!
И так начертано всё живо,
Что мнится – это не картина
Железной жизни – сама жизнь!
И чудится уже такое:
Вступили в смертоносный сговор
С небесной высью воды света,
Чтоб погубить им человека,
Смести его с лица земли
За страшные его грехи.
И вот уже бушуют ветры,
Углом падения дождей
Играясь, как безумец – плетью,
И открывая дно морей,
Зелёные гиганты-гребни
Со всей своею дикой силой
Идут отдать поклон земле.
Везде вода, везде могила
Для сухопутных и для крылья
Имеющих: не зная, где
Им истомлённым приютиться,
Кружатся над волнами птицы
И гибнут в жуткой глубине
В бесчетности. По всему миру
Одна вода. И лишь вершины
Парнаса море не закрыло.
Сюда причалил утлый плот,
В котором боязливо жались
Девкалион, сын Прометея,
С молоденькой женой своею,
Прекрасной Пиррой. Они были
Единственные, кто спасся,
Кого не истребил потоп.
Молить у Корикийских нимф
И у пророчицы Фемиды
Пристанища – одно лишь это
Несчастные тогда могли.
И сжалились над ними боги.
Большая схлынула вода.
Вернулись реки в берега.
И суша, бывшая дном моря,
Вновь стала, как и прежде, сушей.
О прошлом говорили лишь
В оврагах, яминах и балках
Обломки сохнущих кораллов,
Медузы тающие, рыб
Агонии предсмертной трепет
И всюду на ветвях деревьев
Их густо облепивший ил.
И всё пустынно и безлюдно.
Что делать здесь двум чистым, юным,
Двум любящим друг друга людям?!
Терзаться, плакать, тосковать?!
Или богам молитвы слать –
Благодарить их за спасенье?!
Девкалион к жене воззвал
И так ей говорил и плакал:
«О нежная жена моя!
Вот – перед нами вся земля
Лежит утробою разъятой,
Развившеюся как свиток,
Чьи стёрты, смыты письмена.
Пустынно всё. Восток и запад,
Юг благодатный и обильный,
Суровый и угрюмый север –
На всю эту ширь-доль пространств,
На всю эту необозримость
Лишь мы вдвоём с тобой остались.
Земля забыла своё имя.
И что нам наши имена?!
Уж мы не те, какими были
До катастрофы. Для меня
Теперь ты больше всего мира!
Отныне ты моя земля!
Клянусь, я  лишь теперь и понял
Что' есть любовь! Девкалиону
Без Пирры смерть! Но наши годы
Не вечны и они пройдут.
Что ж, пусть проходят. Я боюсь
Лишь одного – а ну как кану,
Безвременно сойду к Тенару,
Одну тебя оставлю тут!
О, мысль такая горше смерти!
Одна среди богов, как тельце
Берёзки молодой средь скал –
Того гляди падут, раздавят! –
Без нежной мужниной охраны
Ты будешь жить… О, кто б сказал,
Поведал нам о наших судьбах!
Но боги милостивы: коль
Уже спасли, то не погубят.
И верю, жизни нам отпустят
Достаточно, чтоб род людской
Прошёл от ручейка до устья
Большой реки и морем стал».
Сказал; супругу свою обнял,
И волосы её ласкал.
И долго-долго так стояли,
Не ведая, что круг времён
Уже пошёл кружить сначала,
Что спасшихся обороняла
Фемиды благостная воля,
Чету прикрывшая любовно
Оборонительным щитом.