Подарок из прошлого

                1
  Сквозь шум льющейся из душа воды услышала телефон. Закутавшись в схваченное с вешалки полотенце, выскочила из ванной в коридор. Успела.
- Позовите, пожалуйста, Татьяну Михайловну Иванову,- приятный женский голос назвал мою девичью фамилию.
- Я вас слушаю.
- Татьяна Михайловна, это говорят из экскурсионного отдела Саровского монастыря. У нас была группа гостей – монахов, и один из них просил найти вас и передать его книжку. Когда вы могли бы зайти к нам и забрать её?
Вытирая мокрые волосы, посмотрела на часы на стене. Время – три часа дня.
А женский голос чуть виновато добавил:
- Понимаете, я сегодня уезжаю, не могли бы вы подойти до четырёх часов, или на следующей неделе со среды…
- Хорошо, я успею подъехать до четырёх. А ваши гости ещё в городе?
- Нет, они были у нас утром, потом уехали в Дивеево. А ваш телефон я смогла разыскать только десять минут назад.
- Спасибо, я подъеду. Куда мне подойти и кого спросить?
Одеваясь и высушивая феном волосы,  безуспешно перебирала варианты, кто бы это мог быть?

          2
  Без четверти четыре подъехала к нужному зданию, поднялась по ступенькам и набрала на мобильнике указанный номер. Почти сразу дверь мне открыла невысокая женщина в белой косынке с простым милым лицом.
- Здравствуйте, вы мне звонили…, - начала я. Она, улыбнувшись и кивнув в ответ, повела меня в одну из  комнат,взяла со стола небольшую книжку в мягкой обложке и протянула мне. На обложке - цветная фотография незнакомого монастыря. Книга посвящена его истории, но меня больше интересовали сейчас фамилия и имя автора - «Иеромонах Питирим (Малышко)».  Я не знаю такого монаха, и его мирская фамилия мне ни о чём не говорила. На титульном листе -  чёрно-белая фотография  незнакомого пожилого монаха с внимательным взглядом, бородой, с крестом на груди и высоким клобуком на голове.
  Женщина терпеливо смотрела на меня, но я видела, что она ждёт, узнала ли я дарителя. На следующей странице надпись, всего одно слово: Танечке.  И даты: 1962, 1963 – 2013. Видя моё недоумение, она попыталась помочь:
- Он говорил, что полтора года жил в Сарове,очень хотел увидеть вас, хотя предупредил, что вы, скорее всего, замужем и фамилия теперь другая,  да и не был уверен, что вы до сих пор здесь живёте.
- А он не оставил номер своего мобильного телефона?
- Нет. Перед их отъездом в Дивеево мы с отцом Питиримом совсем недолго поговорили, он мне книжку и передал. Я пыталась вас сразу найти, но не получилось, фамилия-то у вас теперь другая. Отец Питирим очень хотел   встретиться с вами…
Мы помолчали. Потом она тихо сказала:
- Вы уж постарайтесь его вспомнить.  Пятьдесят лет прошло, а он - через столько лет!  - вам  свою книжку сюда привёз…
Женщина смотрела на меня с надеждой. Лицо её было опечалено. Беспомощно покачав головой и пожав плечами, я положила  книжку в сумку, поблагодарила  и попрощалась.

      
                3
  Вот уже третью неделю эта книжка лежала на столе и не давала мне покоя. Я занималась своими делами, куда-то уходила, приходила, но всё равно возвращалась  к попытке вспомнить, кто бы это мог быть. И безрезультатно. Даже указанные в книжке даты – шестьдесят второй и шестьдесят третий год -  ни о чем мне не говорили. Что было со мной именно в эти годы? Училась в школе, ходила в шахматный кружок, ездила летом с родителями и братишкой в Судак. Я прочитала книжку, словно побродила во времени среди стен  его монастыря, но это ничем не смогло мне помочь.
  И наконец, в одну из бессонных ночей вдруг начали воскресать какие-то воспоминания. Я лежала в больнице. Это был конец апреля, тёплый, солнечный. В одноэтажном деревянном больничном корпусе находилось два отделения: в нашем, правом крыле – лор, а в левом – глазное. Столовая была у нас общая, и на улицу перед зданием выходили подышать весной все вместе. Мне удалили гланды, но что-то там осложнилось, и домой меня не отпускали.
  Однажды, провозя  мимо меня тележку с обедами для лежачих больных, медсестра Наташа спросила: «Танюша, ты уже пообедала?». Получив утвердительный ответ, попросила: «Помоги мне, пожалуйста, лежачих больных покормить, ну хотя бы малышку из третьей палаты».  Мы подошли к третьей палате, но никакой малышки там не было. На одной из кроватей сидел старичок с заклеенным марлевой салфеткой глазом, а на других лежали два парня. У одного  глаз тоже закрывала марлевая салфетка, а у другого вокруг головы была  широкая повязка, закрывающая оба глаза. «Одноглазый» парень обрадовался приходу Наташи, подошёл к тележке, взял свой обед и стал что-то Наташе рассказывать. Старичок тоже оживился, а лежащий на кровати у окна  даже не шевельнулся.
  Наташа поставила старичку на тумбочку еду, что-то ответила весёлому парню  и подошла к лежащему на кровати. «Серёжа,- сказала она ласково, - давай-ка сядем и пообедаем. Сегодня у нас борщ вкусный», - и расставила еду на тумбочке. - «Сейчас тебя Танюша покормит, а я побежала дальше, у меня ещё пять человек голодных». Наташа развернула тележку и вышла.
  Около тумбочки Серёжи стоял стул, и я села на него. «Здравствуйте, - нерешительно начала, - вы сядьте, пожалуйста, а то у меня ничего не получится». «Спасибо, - донеслось в ответ. - Мне ничего не нужно».
  Старичок его укорил: «Ну, чего ты всё голодаешь-то? Ты солдат, воин, тебе сила нужна. После операции есть надо! Может, ещё и спасут твои глаза, чего ты раньше времени себя хоронишь?».
«Давайте, помогу вам сесть» - снова предложила я ему. Серёжа повернулся ко мне и повторил: «Спасибо, не надо».
  «А сколько тебе, девонька, лет?» - полюбопытствовал старичок. Я стала ему отвечать и о возрасте, и о своём седьмом классе, и о маленьком братишке, и о нашем котёнке, который родился бесхвостым, и мы назвали его Зайка. А сама смотрела на Серёжу, на его забинтованную голову, на худые руки, и мне стало вдруг его ужасно жалко. Он был такой же, как мальчишки из нашего класса, худенький, вихрастый.
  Не знаю, почему моя рука вдруг потянулась и я погладила Серёжу по голове.  Продолжая отвечать на вопросы старичка, тихонько гладила эти торчащие над бинтом русые прядки. Серёжа  не шевелился. Потом, взглянув на тумбочку, я тихо попросила: «Ты сядь, пожалуйста. А то всё уже почти остыло». Серёжа сел, я положила ему на колени полотенце, взяла миску  и слегка коснулась его губ ложкой. Губы приоткрылись, и он проглотил первую ложку борща…
  Вечером, быстро поужинав, я уже сама заспешила в третью палату.  На стук приветливо отозвался старичок: «Заходите, заходите».  А увидев меня, воскликнул: «Серёга, к тебе Танюшка пришла».  Олега, второго парня, в палате не было, он  ужинал в столовой. Сережа повернул голову в мою сторону  и сел на кровати.
  На третий день моего «дежурства» медсестра Наташа заметила мне: «А что он у тебя всё время в палате? Вы бы хоть на порог вышли, подышать. Сегодня утром врачи сказали, что ему можно гулять». Придя кормить Серёжу обедом, я радостно  сообщила: « Перед ужином мы с тобой пойдём на улицу. Врачи разрешили!». Серёжа промолчал.
  В пять часов я зашла за ним.  «И я с вами,- весело сказал Олег. - На улице такая теплынь!». Он подошёл к сидящему на кровати Серёже, взял его под руку, и они потихоньку двинулись к выходу. И вот мы на улице, рядом с большой липой,вокруг о чем-то разговаривали другие больные. Дул тёплый ветерок, щебетали птицы, и возвращаться в палаты никому не хотелось…
   
   4
  Серёжа потихоньку оживал.  В палате он уже начал ориентироваться, сам подходил к стене, включал или выключал радио. С утренней  кашей тоже стал справляться сам, уперев себе в грудь тарелку.
  Мы уже по два раза в день выходили на улицу, где я рассказывала, что на кустике черёмухи проклёвываются маленькие листики, что пролетела первая ожившая бабочка. Серёжа слушал и молчал, иногда отвечая короткими «да» или «нет». 
  Я видела,  что он  рад этим прогулкам.  На улице, подойдя к нашей липе, я отпускала его руку. Серёжа находил рукой ствол и прислонялся к нему спиной, подставляя лицо солнышку, ветерку. С его лица исчезало  напряжение, несколько раз я даже ловила у него на губах лёгкую улыбку.  Мы или просто молчали, вдыхая теплый весенний воздух и слушая щебет птиц, или я ему что-то говорила, хотя часто не знала, слушает он меня или думает о чём-то своём. Когда нужно было возвращаться в палату, я брала его под руку, и, ещё не произнеся ничего, чувствовала, как его тело напрягалось, и видела, что лицо опять захлопывалось…
  И вот наконец на утреннем осмотре в пятницу пообещали, что отпустят меня в понедельник домой, осталось несколько процедур и уколов. Придя в обед кормить Серёжу, я радостно сообщила, что меня в понедельник собираются выписывать. «А мы уже к тебе, девонька, привыкли. Ну да ладно, поправилась – и слава богу», - заметил старичок. Серёжа молчал, старичок тоже задумался о чём-то.
  В понедельник утром после осмотра врачом и быстро позавтракав,я заспешила  к Серёже. Он уже сидел за небольшим столом у окна и ждал меня.  Старичок оживлённо стал  рассказывать, что и у него дела совсем неплохи. «Знаю, - подтвердила я. - Сегодня после осмотра иду мимо вашей ординаторской, а там врачи говорят, что у вас и у Серёжи дела идут на поправку». «Ты сама слышала, так и сказали, и у Ковалёва, и у Малышко?» - радостно встрепенулся старичок. Что он - Ковалёв, я знала, и тут до меня дошло, что фамилия Серёжи – Малышко, вот что имела в виду когда-то Наташа.  «Да, - продолжала я выдумывать. – Так что и вы оба скоро поправитесь». Серёжа  всем телом повернулся в мою сторону,  словно хотел что-то спросить, но ничего не сказал.  Я поставила на стол перед ним свою кружку: «Это тебе на память кружка, на ней нарисован медвежонок, выздоравливай скорее и увидишь, какой он забавный». «Спасибо», - произнёс Серёжа. Я погладила его по плечу, взяла его  руку  в свои, словно прощаясь с нашими прогулками.  Серёжа не отнимал руки и молчал. Вскоре меня позвала медсестра, дала справку для школы и сказала, что на улице ждёт отец.


         5.
   Что ещё было  в этой истории? Через неделю, увидев на улице Наташу, я поспешила к ней и стала расспрашивать, как там Серёжа. «А его уже у нас нет, - ответила она. – Вчера его выписали. Один глаз ему спасли полностью, а другой пока видит плохо, надо будет позже делать ещё одну операцию. Но и это чудо. Ведь если бы глаза не спасли, куда ему, в дом инвалидов?  Он ведь детдомовский, солдаты рассказали, когда приезжали за ним.  Его комиссовали из армии по состоянию здоровья и он уехал, а куда – не знаю».
   И было ещё одно продолжение. В декабре, в день моего рождения, когда гости уже разошлись по домам и я собиралась лечь спать, раздался звонок в дверь, а затем в комнату, где жили мы с братишкой, вошел отец. Он протянул мне телеграмму. В ней было написано: «Поздравляю с днём рождения Помню Огромное спасибо за всё Малышко».
   И вот теперь, через пятьдесят лет, эта книжка. Вдруг поразила мысль: а ведь он меня ни разу не видел…
               

                г. Саров.