Художник

Художник

Учитель, здравствуйте! Это я — ученик Колотов. Письма я начал давно. Думаю, вы не особенно удивитесь, что роман адресован именно вам. Я вас любил. Энергию, оригиналь¬ность, талант — все дали мне вы. Вот...
...Морозное утро. Очень морозное утро. Холодно. Я вы¬шел на улицу, взглянул на небо и чуть не упал! Кто-то от¬пилил половину Останкинской башни. Ужас! Я бросился к
ней и, обежав вокруг, обомлел... Обломков или хотя бы вмя¬тин в асфальте не было!.. Что делать?
—  Что делать?
Несколько спешащих на работу людей ответили мне улыбкой, пожилая женщина в шубе кинулась прочь. Непо¬нятно... Остановившись посреди улицы, я боролся со стра¬хом. Я не мог себя заставить посмотреть вверх. Несколько машин меня объехали. Все водители обругали. Красный пи¬кап взревел двигателем и, отчаянно скользя, приполз к но¬гам. Я очнулся:
—  Стойте, стойте, все стойте!
Отскочив в сторону, я непроизвольно взглянул наверх — башня была на месте! На секунду я опять замер, а потом так захохотал, что снова спугнул какую-то проходящую мимо даму.
—  Надо ж?! Вчера было тепло, сегодня холодно, туман... Это он скрыл верх башни, а я впечатлился. Ха-ха-ха! На¬верное, я дурно спал, Учитель. Скоро совсем утрачу в себе эту способность.  Ну,  не важно,  я — спокоен!  Мне надо встретиться с одной заказчицей, в центре. Пойду...
Вокруг становилось людно. До встречи оставалось двад¬цать минут. Надо очень легко позавтракать. «Пирожковая». Угол Неглинки и Кузнецкого. Как раз по средствам!
Взяв бульон и сардельку, я встал у окна. Сквозь распи¬санное морозом стекло интересно наблюдать за миром. Есть расхотелось. Не то чтобы я был еще в волнении, нет, но преувеличенное внимание к окружающему, предельная соб¬ранность меня не оставляли. Неожиданно пришел на память рассказ «Человек из толпы», потом мне показалось, что ми¬мо прошла моя знакомая К., затем внимание мое привлек удивительный узор стекла — и вдруг! Какая-то гнетущая и вместе с тем радостная мысль меня необыкновенно взволно¬вала!..
Приблизившись вплотную к полотну витрины, я поло¬жил на него руки и тихо стал дуть в центр узора, напоми¬нающего экран в детской трубочке-телескопе. Рисунок таял, таял, рукам моим становилось все холодней, шум кафетерия как-то понемногу стих; все события последних дней то¬же медленно стаяли... Вдруг какой-то любопытный сунул в проталину уродливое лицо. Я отпрянул в ужасе, и тут меня осенило!
— Учитель, я — гений!
Резко сунув руки в карманы, я выскочил на улицу и под удивленные взгляды пешеходов запрыгал то на одной, то на другой ноге. Я ликовал! Оставшаяся после завтрака мелочь мне показалась золотыми рублями. Я могу купить все, о чем когда-либо мечталось!
Долго, по-хозяйски я расхаживал перед витринами, по¬том замерз, согнулся и, вкрапившись в толпу, помчался до¬мой. Мне стало не до свиданий — к делу!
...Пятый день сижу взаперти. Войдя в квартиру, я зак¬рылся на нижний замок и выкинул ключ на улицу. Мне на¬до многое обдумать. О!!! Мне привиделся способ написания картин с помощью... мороза! Пора, пора вам все открыть.
Себе удивительно быстро я объяснил суть этого явления и его практические возможности. Слушайте! Любой пейзаж, любой портрет я царапаю алмазом на стекле, заливаю участ¬ки разного цвета жидкостью, помещаю все это в холодиль¬ник моей конструкции, и дальше трудится мороз. Боже, ка¬кие тона, какая нюансировка в прописке деталей увиделась мне, какое разнообразие сюжетов! Мне не терпится присту¬пить к работе. Нет денег... Я убью кого-нибудь, но завершу дело, ставшее целью всей моей жизни. В комнате погибли все мухи, к чему бы это?..
...Здравствуйте снова, Учитель, это я. Как Вы себя чувствуете? За своими идеями и деяниями совершенно за¬был справиться о Вашем здоровье.
—  Не болеете?
—  Нет.
—  Ну и прекрасно! Я тоже тружусь постоянно.
—  Не изменил ли ты, Колотов, искусству?
—  Поделкой? Нет! Это даже не ремесло, это... звезда! Я понятно выражаюсь?
—  Вполне.
—  Тогда разрешите продолжать?
—  Конечно.
—  Очень много сил уходит на отработку нового способа написания. Рука не имеет права на поправки. Каждая моя алмазная линия приобрела законченность и ясность еще до того, как она легла на стекло.
—  Браво, Колотов!
—  Я скопил немного денег.  Часть из них истратил на тушь, краски, спирт и т. п. Экономлю необыкновенно.
—  Молодец!
—  Спасибо. Сначала состав для раскраски не получался. Обычная вода с тушью или акварелью абсолютно не оправ¬дали себя. Нужна была влага с небольшим количеством жи¬ра. Хорошо, что не сплю — я нашел состав!
—  Чудо!
—  Да, но я в тупике — всегда нужны деньги! Обычные подработки на пейзажах и карандашных портретах меня не спасают, идея требует больших средств. Правда, появился первый покупатель.  Он — немолодой, дал слово пока не афишировать покупку,  и я,  наверное,  решусь что-нибудь ему продать. Как вы думаете?
Рамы-холодильники еще громоздки. Я отдаю портрет за¬казчику с условием, что работа будет переделана и техни¬ческий антураж доведется мною до уровня написания...
Далее я вырвал несколько страниц, не обращайте внимания.
      Ну, не могу не поделиться! Здравствуйте, это опять я. Представьте, Учитель, вазу, расписанную мною по прежне¬му принципу. Сюжет — гибель Помпеи, но ко всему... Внут¬ри — сухой лед! Он, испаряясь, проходит через цветные фильтры и выходит наружу: то синим, то желтым дымом!.. А?! Объемные открытки Японии или Америки сникли! А?! Терплю, никаких контрактов и экспорта, пока не доведу все до совершенства. Учитель, болит голова, очень болит голо¬ва... Надо бы отдохнуть, поспать. До свид...
Утро. Соседка принесла мне молока. Она очень добрая женщина — ненавидит наш образ жизни.
Я пролил молоко на брюки и тут же нашел ему фантас¬тическое использование. Молоко застывает кристаллообраз¬но! Ура зимним пейзажам! Все само течет в талантливые ру¬ки!
      Сижу, ничего не делая, и свищу в открытое окно. Мой второй заказчик подарил мне «Ницше». Какой кладезь поз¬нания человека! Какой стимул для моего измученного суще¬ства! Я больше не стесняюсь громких слов в свой адрес. Я произношу их несколько раз в день. Я — гений! Моя воля, талант превзойдут все. Я — творец!
—  Держитесь, Колотов!
—  Да, конечно.
—  Ты был на моих похоронах?
—  Нет...
—  Не важно, я все сделал в этой жизни, не отвлекайся.
—  Конечно.
—  Пиши мне...
—  Учитель, мне так не хватает наших бесед! Я устал от своего открытия. Оно, как сотни других, никому не нужно. На нем не сделаешь ни славы, ни денег. Странно, что ху¬дожника этому не учат. Как ужасно, что надо постоянно всем доказывать! Чем? Зачем?!
—  Так повелось давно...
—  Кем?
Перестал Вас слышать. Напишу письмо: - меня никто не любит! Странно. Ведь обычно талант сопровождают длин¬ноногие существа женского пола. Пусть глупые... хотя нет, только не это! Сколько раз я принимал глупость за наив¬ность и чистоту, и как зло она меня за это наказывала! Маша, Маша — соседка со стаканом молока с утра, вот все, о чем прошу...
      Учитель, я начал создавать роман в картинках. Беспрецедентный случай! В пример можно ста¬вить лишь Жития святых на складнях и иконах. Всю жизнь мечтал Вам воздать и вот пишу о Вас. Все. Знайте. Ждите. Начало.
      Хочу умереть... Сегодня мне доказали глупость моих изысканий. Утро. Пришли два заказчика: один обругал, другой ударил!
— Кандальник!
Старое слово, я — его раздражитель... Я захлопнул дверь, и они битый час кричали на лестнице гадости. Их дети выдернули штепселя моих творений из сети. Дедушка одного стал лысым, бабушка другого размазалась по ланд¬шафту! Ужас! Я им сочувствую, вернее, сочувствовал бы, если бы не насилие! Жаль своих трудов. Я был «тогда», мне ничего не повторить вновь, никому не повторить... Го¬ре, конечно, горе... Я никому не принес счастья своим от¬крытием. Никому не доказал. Чем?!
Самый частый гость — участковый. После скандала с заказчиками он у меня каждый день... Жильцы сказали, я — алхимик! Может, золота хочет? Никому не нужен! Бо¬же, неужели сожгут, как ведьму? Черное. Хочу умереть.
     Сегодня опечатали мою комнату. Сколько, оказывается, можно доставить хлопот, не выходя из комнаты. Меня об¬винили в мошенничестве и воровстве.
— Отдайте деньги!
Сегодня моя ночь! Она волшебна, как детство. Утром будет все другое: краски, свет, крыши. Моя фантазия летит в детство. Все начинается там. Я — художник, ты — вор, он — раб!
      Я оборвал всю клумбу у дома, снова влез в окно, раз¬бросал цветы по комнате. Ах! Меня завалили цветами! Ах! Поздно... Друзья, всегда надо чувствовать хоть чуть-чуть.., иначе — все даром! Я встал в «позицию».
      Учитель, уже утром мы навсегда повстречаемся где-то там, вверху... Никто, никогда не помешает нам более бесе¬довать об искусстве, но в данный момент я еще жив, у ме¬ня есть право на последнее слово!
Я — художник! Если б я был математиком, решение наш¬лось бы сразу, а так... Лишь после долгих мучений дошел я до единственно правильного решения...
Мне очень жаль Машу. Она войдет в комнату. Вдоль стен — Ваше житие, учитель. У окна в огромной раме-холо¬дильнике стою я...
Интересно, мои глаза остались голубыми или это два блеклых кусочка льда?