Jesus is coming now

                «..нельзя заходить в спальню к Богу,
                даже если его там нет..» (Это судьба - «Ундервуд»)



Чертоги света. Стража спит. Звучит орган, проигрывая столетия. Меня сюда тянул магнит – мой щит, стирая междометия. Тихонько на цыпочках к двери крадусь, чтоб меня невзначай не заметили. Лоскут тени своей украду, только б нас с ней у входа не встретили. А то вскрикнут, начнётся там, вот мол, явились гости незваные. Господи, да разве ж тебе нужны мои персональные данные?! Господи, неужели к тебе приходить теперь с раскрытым паспортом? Словно с открытым зонтом в октябре от дождя в доме прятаться!
Господи, мерзко и страшно мне. Посмотри, как крестов касаются руки немытые. Боже, взгляни, на той самой стене лишь бумаги клочки – там желания забытые. Знаешь, там больше не плачут, нет. Мир совершенно забыл об эмоциях. И никаких больше клятв на вине, и пьют его уже другими порциями.
Знаешь, родной, они ведь продали Тебя за баррели нефти и кубометры газа. Они не краснея, алкали и лгали, пока здесь толпились у иконостаса. Они восклицали, что все сатанисты, кто громко тяжёлую музыку слушает. Они и сейчас порицают неистово всё, что не принимают их слабые уши. Они не прощают, тщеславны и желчны – не лучше звериной стаи. Господи, эти люди так мелочны: увидят, вгрызутся и не отстанут. Знаешь, одни запасают тушенкой склады, ожидая второго пришествия. А другие кричат: «нам не нужно еды! ЛГБТ – вот страшное бедствие!»
Господи, знаешь, а ведь лучше в храме станцевать, воздевая руки к небу, нежели там же душами торговать, притворяясь навек Тебе верными.
Тишина. На алтарь я сложу Тебе всё, что на сердце гроздилось каменьями. Знай, грешна. Я скажу, разомкну свои цепи, смогу, хотя в них очень крепкие звенья. Верю, будет мне вечно открыт этот храм, не нужны паспорта и доверенности, пока есть Ты в слезах моих, в честных словах, пока руки полны уверенности. Я без спроса войду, Ты меня ведь узнал? Я из тех, с кого пишется образ врага. Знаешь, кто-то сказал: Jesus is coming… Так ответь мне: когда?