22

Он задыхался в собственной крови...
И понимал, что ночь ему не пережить,
В глазах горели синие огни,
Врагу их не удастся потушить.

Ни боль, ни страх, ни униженья —
Ничто не может дух его сломить,
Он расе предан, в нем ее спасенье,
И вермахт за ценой не постоит.

Допрос шел долго, но без смысла,
Ни слова парень не сказал,
Лишь в голове кружились мысли,
Что клятву фюреру он дал:

"Один народ, один правитель,
Одна империя на всех,
А Гитлер же — бессмертный предводитель,
Сотрет с души моей он тяжкий грех."

Во имя нации был ранен
На поле боя он с утра,
Весь день терпел он истязанья,
Пока день не сменила темнота.

Избили, бросили под лавку.
Чтобы унизить посильней,
Солдата вермахта, как шавку,
За горло привязали к ней.

От боли тело изнывало.
Да, больно. Все готов стерпеть!
Он верит в святость его дела,
Но молодым так не хотелось умереть.

Как пуля, время пролетало,
И билось сердце бешено в груди,
22 — ведь это же так мало!
Он задыхался в собственной крови.