Сердце

На крыльях свободных
Нет места печали,
На блюде горячее
Сердце подали – трепещет,
Волнуется, чем будет жить:
Гореть ли любовью
Иль мраком томить
Исписаны в прозе
Эпиграфы к драме,
Но время творит своё мироздание.
А публика замерла:
«Где же полёт?
А зрелище где?
Где же должный восход?»
А сердце на сцене,
Не зная того,
Проживает свой век,
Не страшась ничего,
Но зрители – судьи
Срываются с мест
И живо берут его под арест.
«Да как же,
Извольте-ка объяснить
Вы приняли право
Без роли прожить?»
Томится общественность,
Разум в тревоге:
«Позвольте принять вас
На службу дороге,
Что верно расчерчена мной
На кресты.
Вы, сударь, стоите
На шатком пороге
И вниз вас затянет
Свобода игры!»
А сердце внимало
Упрёкам с досадой:
«И правда, зачем мне
Бесславно тонуть в листопадах,
Глядеться в лазурь
Поднебесных высот
И вечно искать
Свой беспечный полёт?»
Согласно внештатному расписанью
Сердце в ту ночь ушло на заданье…
И всё по уставу и разум доволен,
А сердце не радуют новые роли.
Оно теперь бьётся по правилам чести,
Столь верно, наивное, дьявольской мести
Разумных судей и почётных господ,
Что в счастье его
Находили порок,
Терзаясь невидимой высотой
И радостью и его простотой.
«Не должно, не должно
Так в мире порхать
Его непременно пора обуздать!»
И тучи, сгущаясь, дарили тоску
И сердце томилось,
Взывая к виску:
«Я выучил роль, я знаю свой долг
Но, что же меня одолела так хворь
Досель незнакомая, тянет на дно
Не вижу я неба и серое всё.»
Висок укоризненно качает главой:
«Ты слишком младо и наивно порой,
Не думай о многом, живи как учили
И славу добудешь ты честью и силой!»
Так время стекало в песочных часах
И годы пустые уходили, как прах,
На сцену смотрели довольные судьи
Но их одобренье внушало раздумье:
«И как они могут, не зная иного,
Гордиться собой, что живут
Тут в оковах? Я раньше парило,
Не зная хлопот, я помню
Мне радость дарил небосвод!»
И сердце решило поставить спектакль
Во имя любви, свободы и правды,
Где есть красота и возвышенный мир
И всех приглашая на новый свой пир,
Решило и впредь дарить вопреки
Всем правилам, людям счастье любви.
«Вы слышали, право,
Ну кто же мог знать,
Что наш подопечный
Изволит внимать
Порыву страстей
И столь хрупким материям
Как свобода, любовь и вдохновенье?»
«Едва ли оно сможет нас удивить,
Уверен беспечность его погубит!»
«Как смеет он нашим привычным
Канонам в упрёк создавать свои эталоны?»
А сердце, не слыша насмешки, укоры,
Лишь знало: нельзя предавать призванья просторы,
Нельзя предаваться сомненьям, укорам,
Нельзя жить в заблужденьях и спорах.
Оно одержимо было идеей,
Оно расцветало в твореньи  материй
Возвышенных, тонких
И царство любви его заполняло до глубины.
Картина рождалась и с ней воскресали
Души красота и живое начало,
Свобода и радость, чистота, вдохновенье
И воля и страсть любви постиженья.
И сердце гармонию мира познало
И снова любило, и снова страдало,
Горело, томилось, искало прозренья
И возрождалось дущой вдохновенья.