Старые песни

1
сквозная брешь окна четвертое по счету
во тьме являет измерение для глаза.
меняя фокус, амплитуду поворота,
зрачок в пространстве с точностью алмаза
выкраивает лоскуты, движением бровей
вставляя их в подвешанную раму.
озерной глади амальгаму
уже слизал закат, и только соловей,
невидимый для глаз, что в нем есть духа,
своими трелями ласкает перепонку уха.

2
... и только соловей под тремоло цикад
солирует в полночной тишине.
без шансов быть услышанным вовне
подстроиться ему пытаюсь в лад
и я, коверкая безбожно партитуру,
понятную лишь нам двоим,
(источник вдохновенья уловим
не более, чем квадратура круга).
выдерживая паузы, друг друга
мы передразниваем с ним.

3
казалось, конь, что под моим окном,
достать пытаясь яблоко с ветвей,
старался укусить луну, но, ртом
ловя его, раскачивал еще сильней.
совсем, бедняга, приуныл,
зафыркал громко и хвостом забил.
зачем-то землю рыл копытом,
отчаявшись полакомиться сладким...
за этой сценой я украдкой,
скучая, наблюдал в разбитом
стекле, покрытом паутиной трещин.
скатившись, воду не расплещет
упавший в лужу лунный диск.
под мерный лягушачий визг
он мимо тонущим дрейфует кораблем
с пробоиной от конской челюсти на нем.

4
неловкое движенье, и осколки
кувшина, что мгновение назад
своей незримостью на полке
во тьме обманывал мой взгляд,
покачивались медленно у ног,
а содержимое, стекая за порог,
с собою уносило на плаву
их скорлупу.
мой ужин, завтрак, может быть, обед,
награда за труды, плодов которых нет,
и некоторый воздуха объем -
все было в нем.
такие хрупкие предметы
не предназначены служить
нерасторопному аскету,
но я рискну предположить,
что мной оброненный кусок
кому-то здесь пришелся впрок,
и чей-то чавкающий звук
мой ловит слух.
лесной устав до боли прост -
еще на день продлится пост,
и радуются только звери
моей потере.

5
чем я могу тебя утешить?
все то, чем мой богат приют,
в стенах которого сквозь бреши
лишь мыши наглые снуют,
из пустоты глухого чрева,
от скудости моей души
прими, оставшаяся девой,
(со строгим взглядом не спеши!)
сии убогие дары,
которыми мои друзья
не брезгуют, которыми и я
обильно удобрял мольбы
к Тебе, и Сыну твоему.
их породившая печаль -
до дыр прочтенная скрижаль,
Ему известна одному.
вот хлеб. его сухие крохи
клевать так любит соловей,
(но не от этого так плохи
дела его последних дней).
вот сено. как оно душисто -
об этом знает только конь.
смотри, хвостом своим как быстро,
что плетью хлещет, только тронь
его и он сорвется с места
быстрее пущенной стрелы!
так на свидание с невестой
когда-то мчался я... увы,
плодов иных тут не бывало,
хотя, вот - яблоко упало,
оно другое, без грехов!
а вот лежат дары волхвов -
и пусть не золото, а угли,
а вместо ладана смола...
смотри, как ставшая округлой,
непраздная плывет луна!
какие здесь места, расскажешь
об этом разве в двух словах,
поэтом если стану даже!
развеян пусть мой будет прах
поверх окрестного болота...
ты не молчи, скажи хоть что-то,
неужто эту благодать
из грешных рук нельзя принять?
но тут видение растает
и лишь на память о себе
мне ржавых три гвоздя оставит
лежать на устланном столе.

6
забвенье неохотно отпускает
попавшую в силки добычу,
все, что из памяти я вычел,
оно на ноль перемножает.
и только разве что у Бога,
хранятся записи о том,
с чем, сбросив лишнее у гроба,
мы налегке к Нему придем.
грехов моих рукописанья
находятся, должно быть, там.
и я, готовясь воздаянье
принять достойное делам,
спасаюсь тут подножным кормом,
да упованием на то,
что, воле быв Его покорным,
изжил содеянное зло.

7
из хлюпающей жижи под ногой
всплывают, пенясь, пузыри,
как будто в этой луже под водой
на горло я кому-то наступил.
как странно, кто в столь поздний час
на водопой пришел к ручью?
(во тьме едва ли различу
к воде склоненную анфас).
- "не пей вина, одерни руку,
Гертруда, в том бокале яд!
не утоляют жар цикутой,
как утолял его Сократ!"
- "о чем ты? вижу, только губы
мне шепчут, слов не разобрать...
бокал опустошен, ты мог бы
наполнить мне его опять?"
и я несусь болотной гатью,
споткнувшись, падаю в ручей,
а после лишь обрывки платья
у цепких отнимал ветвей...
добыча скудная, однако,
виденья на трофей скупы.
недобрым это было знаком -
свернуть с проторенной тропы.

8
"я никогда не знал вас,
отойдите от меня..." (Матф. 7:23)

нашаривают руки в темноте
коробку отсыревших спичек,
(последствия дурных привычек
напоминают о себе -
для изможденного аскета,
как оказалось, не по силам
разжечь старинное кадило
и не обжечь себя при этом).
едва затеплится свеча,
как тут же хоровод теней,
ожив, закружится над ней.
и только моего плеча
коснется тень одной, той самой,
портрет которой в изголовье
со вздернутой в насмешке бровью
был так удачно пойман рамой,
из пальцев непослушных упадет
свеча, и танец прекратится.
под сердцем затрепещет птицей
душа, и тело оживет.
и как торопится ручей
на встречу с тиною болотной,
чтоб раствориться беззаботно
и навсегда забыться в ней,
так поспешит моя нога,
хромая в такт дорожным кочкам,
(свой век отживший позвоночник
мне не надежный в том слуга).
узнает ли? ведь столько лет
песком сквозь пальцы просочилось,
мне эта встреча столько снилась...
должна узнать! а если нет,
(кто я такой в сравненьи с ней?)
чтоб все из памяти стереть,
опустошенным встретив смерть,
не хватит мне остатка дней.
я расскажу ей, сколько раз,
в толпе невидим, был я рядом,
как, упиваясь ею взглядом,
сухим не оставался глаз,
когда он ей вослед смотрел...
едва скрывал ее туман,
теряя волю, будто пьян,
сдержать себя я не умел -
и, обезумевший, как сдуру,
я мчался сквозь лесную выть,
чтоб снова молча проводить
вдаль уходящую фигуру...
найдя впотьмах знакомый дом,
где завсегдатаем когда-то
встречал рассветы и закаты,
я тишину спугнул звонком.
и как видение из книг,
дверной проем наполнив светом,
из ниоткуда силуэтом
знакомый образ в нем возник,
но приготовленное слово,
преодолеть не в силах страх,
осталось в слипшихся губах,
не отыскав пути иного.
на вечность растянулся миг,
она, мои жалея нервы,
нарушила молчанье первой:
"мне нечего подать тебе, старик!"