Самсон и филистимлянка
***
САМСОН И ФЛИЛИСТИМЛЯНКА.
«И пошел Самсон в Фимнафу, и увидел в Фимнафе женщину из дочерей Филистимских.
Он пошел и объявил отцу и матери своей, и сказал:… возьмите мне ее в жену.
… и сделал там Самсон пир, как обыкновенно делают женихи.
… И воспылал гнев его… теперь я буду прав перед Филистимлянами, если сделаю им зло.
… И пошли Филистимляне, и сожгли огнем ее и отца ее.»
Ветхий завет. Книга Судей. Глава 14.
I.
- «Высватай мне деву из Фимнафы».
- «Мало ли в Израиле девиц,
Для чего тебе филистимлянка?»
- «Не нужны мне женщины другие,
Высватай мне деву из Фимнафы,
Там увидел я ее и вот
Очень мне понравилась она».
Он не мастер говорить красиво,
И позднее скажет Соломон
За влюбленных всех из всех столетий,
За косноязычного Самсона:
- «Как прекрасна ты, сестра, невеста!
Косы – козы тонкого руна,
Губы твои алы, словно лента,
Щеки под кудрями как гранат.
Мед из уст твоих течет и каплет,
Молоко и мед во рту твоем,
А одежда вся благоуханна –
Лучше благовоний из Ливана.
Вижу два сосца твои, как двойню
Серны, что пасется между лилий.
Груди твои – гроздья винограда,
Словно пальма стройная – твой стан,
А живот твой – чаша, и вино
В этой чаше круглой ароматно,
Чрево – ворох золотой пшеницы
И обставлен лилиями он.
Ноги так прекрасны, так округло
Очертанье бедер – словно это
Ожерелье лучших мастеров.
Оглянись – мы на тебя посмотрим.
Ты пленить способна сердце взглядом,
Ожерельем лишь одним на шее.
Нард, шафран, аир, корица, мирра,
Лучшее из лучших благовонье,
Ароматы тонкие – все это,
С нежными гранатными плодами, -
Это сад твой запертый, невеста,
Это запечатанный колодец
Вод живых…»
- «Иди скорей в Фимнафу,
Высватай мне женщину оттуда!»
Божий назорей, Самсон могучий,
С буйными своими волосами –
Чем он неугоден юной деве,
Что его во время свадьбы пышной
Предает она своим гостям?
Пусть груба и недостойна шутка,
Что гостям грозила разореньем,
Но ведь новобрачный он жених,
Муж ее, едва лишь обретенный…
Разозлился на нее Самсон
И уехал прочь из дома тестя.
Дни прошли, однако, – он остыл.
Он в подарок ей привез козленка
И хотел войти к ней в дом ее, -
Но она уже была с другим.
Знать, обрадовалась, что покинул,
От нее насилу отвязался
Со своей докучливой любовью, -
Чем докучна так его любовь?
Он спешил к ней, он привез козленка…
- «Отвори, сестра моя, голубка,
Кудри мои влажны от росы.
-Скинула хитон я – как надену?
Вымыла я ноги – как марать их?
Каплет мирра с рук моих, с перстов,
И скользит замок, не открываясь…»
Это после скажет Соломон,
Мудрый царь, изящный, поэтичный,
Написавший строки о любви
Средь садов и средь дворцов своих.
А Самсон едва ли молвил слово.
В дом хотел войти – так не пустили,
Он же ехал к ней, привез козленка.
Горячо на сердце, горячо,
Голова в огне – так пусть горит
Пламенем весь этот мир прекрасный,
Эти спелые поля пшеницы
Возле города ее Фимнафы,
Этот ворох золотой пшеницы,
Что подобен прелести ее.
В песнях Соломон упоминает:
- «Изловите лис и лисенят,
Тех, что виноградники нам портят,
Ныне пребывающие в цвете».
Ловит так Самсон лисиц, к хвостам их
Вяжет факелы и зажигает,
Обезумевших пускает тварей
На поля пшеницы золотой,
Где колосья клонятся и никнут,
Спелостью зерна отягощенны…
Пусть погибнет щедрый урожай,
Пусть огнем горит вокруг Фимнафы,
Пусть она увидит из окна
Дома своего, привстав от ложа,
На котором счастлива с другим…
Горько и черно в душе Самсона,
Горько и черно вокруг Фимнафы,
Выжжены обильные поля.
Плач, стенанья, ропот озлобленья, -
Разоренные владельцы жатвы
Проклинают буйного Самсона
И его неверную жену,
И ее отца клянут, и дом их…
Как горели факелы на лисьих
Красных длинных связанных хвостах,
Как горели вороха пшеницы,
Спелые тяжелые колосья –
Так сгори ты, дева красоты,
Что прельстила на беду Самсона,
Со своим гори отцом лукавым,
Со своим гори несчастным домом…
Нет отныне голубиных глаз,
Прелестей лица ее и стана.
Ах, не место меду в трупе львином…
И узнал Самсон об этой мести,
И душа его перевернулась,
И убившим деву из Фимнафы
Перебил он кости на ногах
И сказал при этом: «Вы враги мне».
Веет ветер, носит с пепелища
Пепел и золу и посыпает
Пеплом траурным листву деревьев,
Улицы, дворы, площадки, кровли,
Головы детей, мужчин и женщин.
- «Положи меня ты, как печать,
На сердце свое, и словно перстень
На руку свою; любовь крепка,
В крепости своей подобна смерти,
В ревности своей лютее ада,
Стрелы ее – стрелы из огня,
Вся она необоримый пламень…»
Проницателен был Соломон,
Будто видел сам он тот пожар,
Что пожрал поля пшеницы тучной,
Женщину, и старика, и дом
И остался в сердце у Самсона
Черным следом, черным пепелищем.
- «Я изнемогаю от любви,
Но вино меня не освежает,
Яблоко меня не подкрепит».
22.02.96
II.
Гори, моя любовь, гори крутым огнем,
И пусть с тобой сгорят родня твоя и дом,
И пусть с тобой сгорят твои отец и мать,
Чтоб память о тебе и ту не сохранять;
И пусть с тобой сгорит твой муж,
друг бывший мой,
Тебе я не был мил, он был любим тобой;
Твой в клетке соловей, твои в саду цветы,
И самые следы, и самые следы…
О, если б сердце я с тобою мог спалить
И больше не страдать, и больше не любить…
Вкруг града твоего все выжжены поля,
Вкруг града твоего вся черная земля,
А в городе твоем, где были мы вдвоем,
Лишь горькая зола там, где стоял твой дом.
О, если б все спалить, на что твои глаза
Взирали – этот мир, всю землю, небеса,
Чтоб новые поля не окружили град,
Чтоб на золе костра не вырос новый сад.
5.03.96
***
ДАЛИЛА.
«… полюбил он одну женщину, жившую на долине Сорек, имя ей Далила.
… и он открыл ей сердце свое…
И пришли к ней владельцы Филистимлянские, и принесли серебро в руках своих.»
Ветхий завет. Книга Судей. Глава 16.
Я жила на долине Сорек,
Мое имя не сохранилось.
В свитках названа я Далила,
Но «далила» даже не имя.
Дом мой был не богат - не беден,
Все, что нужно мне, я имела,
Но трудом своим – всем известно –
Не накопишь на черный день.
Посещали меня мужчины
Из племен и народов разных,
Бедняки, богачи, и старцы,
И юнцы; гостили помалу
И подолгу – как повезет.
И верзила израильтянский
Среди прочих моим был гостем,
А о том, что герой народный
Он и есть – как знать я могла?
Силищи был неимоверной –
Крепостные ворота Газы
Ночью на гору, на вершину
На плечах своих он отнес.
Груб в манерах, умом не тонок, –
Льва руками мог разорвать,
А вести разговор учтивый
Не сумел на собственной свадьбе.
Неопрятен – буйных волос
Гриву львиную он не стриг
Никогда от часа рожденья,
Плел из них он семь долгих кос.
- «Оттого, - говорил он мне,
- Что от часа рожденья я
Назорей есть Божий; так Ангел
Моей матери возвестил,
Так и сталось на самом деле;
Назореи, давая Богу
Свой обет, не стригут волос
Во все время обета. Время
Моего обета – вся жизнь».
Власти мне предложили вызнать
Тайну силы его несметной –
Очень уж досаждал он им.
Плату щедрую посулили.
Как бы я могла отказаться,
Даже если б и захотела?
Ведь известно - жрицы любви
Все на службе у государства,
Ведь мужчина порой сболтнет
Много лишнего на подушке,
Меж объятий и бурных ласк.
Было так с сотворенья мира,
До его ж пребудет скончанья.
Ведь не даром же мир погряз
Во грехах и во окаянствах.
И хотела б я знать, как может
С нами, бедными, быть иначе?
Одиноки мы, беззащитны,
И отвергнуты, и презренны.
Коль исполнишь службу – не тронут
Городские чины тебя
И еще заплатят за это,
А ведь денежки пригодятся.
А начнешь перечить – так тут
И пиши пропало. Не нам,
Беззаконным, с законом спорить.
Кто мы – прах от праха у ног.
Говорят теперь, что меня
Он любил, что меня пригрел
Как змею на сердце, а я –то,
Я ужалила в сердце ядом,
Предала его… Что презренье
Современников к ремеслу
Моему – средь него жила я,
Как другие мои товарки.
Но презренье и отвращенье
Поколений и поколений
От рассказа священной Книги,
Тяготеющие надо мной! –
Вот уж это несправедливость.
Он ходил ко мне – это правда,
Жил со мною – правда и это.
Привлекала его я – что ж,
Привлекать я должна уметь,
Чтобы с голоду не погибнуть.
Для него, силача-детины,
Я была изящной игрушкой,
Несказанною красотой.
На руках он меня носил,
Как пушинку, и обнимал,
Не помять мне бока стараясь.
Что же до любви его, я
О любви его и не знала.
Просто он был силен во всем,
Кроме женщин, тут и попался.
Перед женщиной таял он,
И глупел, и слабел, и разве
Он другой бы не рассказал
Все, что мне о себе поведал?
Он жене своей из Фимнафы,
Той, которую в отчем доме
Горожане потом сожгли,
Тоже выложил все как есть,
А потом еще был в обиде.
Впрочем, тут он, правду сказать,
Был такой же, как очень много
И других мужчин – все они
И герои, и храбрецы, и мудры-то,
И прозорливы – а пред женщиной,
Кою мнят грешной, суетной, недалекой,
Могут имя свое забыть…
О любви я с ним говорила,
Но ведь это только игра –
Слово выдумано, вот им
Мы и пользуемся в беседах.
Он сказал мне про тайну кос,
Я все семь ему и остригла,
Как он спал на моих коленях,
И за то заплатили мне.
И осталась в долине Сорек
Жить как прежде я, и мое
Даже имя не сохранилось –
В Книге названа я Далилой.
27.02.96
***
САМСОН.
«… это от Господа…»
Ветхий завет. Книга Судей. Глава 13.
«Прекрасна ты, возлюбленная моя…»
Книга Песни песней Соломона. Глава 6.
Женщины влиянье роковое
Оказали на судьбу Самсона,
И об этом зримый символ был –
Соты меда в чреве трупа льва,
Льва, который им самим растерзан.
Так его провел по жизни Бог.
Ни одна Самсона не любила,
Он же перед женской красотой
Устоять не мог и открывался
Им во всем, и даже самом тайном.
Предала его филистимлянка,
На которой был Самсон женат,
Предала и женщина другая,
Что звалась Далила и жила
На долине Сорек. Две любви –
Грани две, начало и конец,
Между ними жизнь, вся без остатка…
Первая любовь его погибла
В красном жгучем пламени костра,
А любовь вторая – погубила
Пламенем своим в урочный срок.
Мог он сдвинуть мощные столбы,
На себе несущие всю тяжесть
Пышного торжественного зданья
Многолюдного собранья Газы –
Храмового здания Дагона,
Сбросить кровлю и обрушить стены, -
Женщине противостать не мог.
Как змею, ее он грел на сердце –
В сердце же и жалила она.
Ведь она прекрасна, словно Фирца,
И любезна, как Иерусалим,
И грозней со знаменем полков.
22.02.96
Свидетельство о публикации №113060902677