Анри

Закат кровавый солнце в небе растворял,
Горели облака, в геенне распадаясь.
А подле трупа стоя на коленях юноша бессвязно повторял
Какие-то слова, отчаянно в рыданьях сотрясаясь.

Анри умен был, интересен и спокоен.
В науках отличался превосходством.
Но вмиг оборвалась судьба, которой он достоин,
До самой смерти заклеймив его уродством.

Несчастный случай беспощаден радикально,
И мало кто его удары принимает смело.
Destin Fatal? О да, порой судьба фатальна.
Анри лишился своего прекрасного лица и совершенства тела.

Друзья ушли, подруги отвернулись.
Осталась лишь пародия на жизнь, кошмар.
И даже когда раны парня затянулись,
Внутри Анри всё продолжал царить пожар.

Толпа кричит: "Урод!" Плевками осыпают.
Смеются люди всласть над юноши несчастьем.
Не ведает народ, как тот страдает.
Анри теперь изгой, объятый ужасами страстей.

И страшно одинокий пребывает он
Наедине с собой, как проклятый забвением.
А счастье прошлых дней теперь лишь сон,
Печаль ступает по его следам безмолвной тенью.

Он самым мрачным мыслям предавался,
Теряясь от обид. И думал над причиной.
И ненависти пыл он погасить старался.
Ведь он всё тот же человек, но под другой личиной.

Его раздумья вдруг прервал удар в висок.
Противный смех. И крик "урод" раздался.
Анри поднялся, так внезапно сбитый с ног.
Схватил булыжник и сорвался.

Один удар. Клокочущие звуки.
Предсмертный хрип. И плоть, обмякшая покорно.
Дрожат предательски, окрашенные липким руки.
Вся жизнь мгновенно вытекла из горла.

Обезображенный лицом всех более прекрасен,
Ведь хуже нет морального уродства изнутри.
Гладь водная чиста, а горизонт так ясен.
И руки у Анри, как и закат, в крови.

Мы шаг за шагом, создавая лжи конструкции,
Неумолимо приближаем личность к собственной деструкции.

А доброта становится бессмысленной мгновенно,
Когда тепло осталось без ответа и в душах зреют гроздья гнева.

От горечи обид в груди растерзанной огонь пылает.
Нам смерть на ушко ласково так реквием по жизни напевает.

Но от чего так тяжело? Чужая длань нас трогает без спроса.
Мы слишком часто задаем другим не те вопросы.

И лишь потом мы удивленно через призму осуждения вещаем,
Когда от собственных поступков послевкусье ощущаем.