Трещина на эмали

Ты сказала мне-
                мы два интеллигента,
И навсегда останемся друзьями,
Но извини,  вот  с этого момента,
Я живу в Твери,
                ты -хоть в  Майами,
И не  сердись, но все его родные
Не желают, чтоб на нашей связи
Появилась хоть крупинка грязи…
Чуть смутилась, покусала губы-
Он нежней тебя и ласковей стократ,
-Ты, с недавних пор немного грубый,
А он-
     - потомственный Тверской аристократ…
…………………………………………………..
Жаль, я образован и не  гордый,
 Вялый, записной  интеллигент,
 Впрочем, бить аристократу морду,
вряд ли подходящий аргумент,
И,  безусловно,  уличное  жлобство…
Может, при таком вот обороте,
 Даже есть  известное удобство-
Не торчать ночами на работе,
Если же потребует душа-
Выпить,  не таясь и не спеша…
Да что там про работу!
Как жеребец,
              что расстреножен снова,
Как крестьянин-
                с плеч долой заботу,
если со двора свели корову…
…………………………………………..
-Добавляя в мед чуть больше жала,
Поборов  смущение, продолжала
- Ты  обязан  меня  правильно понять,
Видишь ли, я с ним уже…лежала               
И  с тобой не буду больше спать…
……………………………………………………..
Вот и все. Как по лицу -кнутом!
Вот и все,
                а  барахло и дом?
Все это чушь! не стоит и гроша!
Ты совсем не вспомнила о том,
Что в тебе живет моя душа…
Ты не помнишь, как среди ненастья,
В самые жестокие морозы
Нам Господь дарил ночами розы,
Ты в подушку плакала от счастья,
Я сцеловывал с твоих ресничек слезы.
То дарил тебе,
         что не смывалось душем,
То дарил, что выжигал в себе-
Любящую, преданную душу…
Мне ее уже не взять обратно,
Ты  пожалуйста, когда ложитесь спать,
Не позволяй  ему  в нее плевать,
 Пусть даже,  черт возьми!
                аристократно…
…………………………………………………………………
-Спешу с работы на остывший ужин,
Пронизывающие, мерзкие  дожди,
Готовые  смениться зимней стужей
Упав  на землю, в  лужах  звезды  мокли...
И вдруг несмелый  оклик
                –подожди!
Сорвавшийся на всхлипе тихий оклик…
Чуть похудев, еще стройнее стала.
Прижалась, обняла, сказала внятно-
Не спрашивай пока,
                я так устала!
-А просто разреши прийти обратно…
Опять, рискуя показаться грубым,
Мизинцем нежно тронул ее губы-
                Помолчи!
Поцеловав ладонь,  вложил в нее ключи…
А что мне оставалось?
                –и тихо улыбнулся
-  единственный,  кто обманул природу,
Единожды вступивший в эту воду,
Я снова в эту воду окунулся …
................................
Это ты во всем виноват!"
"-Бесспорно. Я хочу жрать! А что случилось?"
"-Нам надо поговорть..."
     Ужином в прихожей не пахло.
"-Слушай, мне пожевать бы, после пары яиц утром..."
"-Понимаешь, я была страшно занята."
"-Понимаю."
"-Ладно, сожру бутерброд."
"-Да говорю же! Ничего нет! Я ни куда не забегала. От Вики -прямо сюда. Торопилась, знала, что ты прийдешь. Нам надо поговорить. Ты во вспем виноват!"
"-Господи! Да что случилось-то?"
     Я понял, что ужином не запахнет.
"-Слушай, говорю - давай в магазин слетаю, пока не раззулся, куплю креветок, пива.
"-Пива! Узнали бы там, как ты вульгарен..."
"-Постой, ты, ведь, тоже иногда..."
"-Глупости! Пиво любит пить всякий сброд!"
"-Ну, хватит! Выкладывай, что произошло?"
"-Юра, как ты выражаешься!-жрать, выкладывай..."
"-Не понял, где это там? Кто узнает? Ира, в чем дело?"
"-Сто раз,помнишь-сто раз я тебе говорила: поеду в Турцию, как все, или в Египет! А ты: к чертям мусульман, только в нормальную, культурную страну, или на Кипр!"
"-Понимаешь, я его заметила еще в Ларнаке..."
     У меня больно сжалось сердце от нехорошего предчувствия.
"-Он похож на Христа, ну, как его рисуют"
     Это кто рисует...?
"-Потом оказалось, что мы будем жить в одном и том же отеле, в Лимассоле. Он отдыхал там с мамой. Ты знаешь, страшно интересная дама, искусствовед. Она мне рассказала, почему Золя поссорился с импрессионистами-Ира заметно оживилась- Хочешь расскажу?"
"- Знаю, "Трчество".
"-Какой ты злой. Там были удивительные места, в этом старом городе, выстроенном из светло-желтого песчанника. Да! Там ведутся археологические раскопки. Андрей так много всего знает. Он мне рассказал, что Сафо(помнишь?) полюбила лодочника и бросилась со скалы...а Венера вышла из воды в Пафосе..."
"-Это не доказанно"
     Холодные, стальные келещи непередоваемой человеческим словом тоски(поэтому человек не говорит,а стонет, когда ему больно), поудобнее захватывали мое сердце, чтобы сильнее его сжать...
Ира меня уже не видела...
Там, перед входом в отель-представляешь: "Капитанас!"(я все время вспоминала тебя) была чудная веранда, заросшая какими-то фикусами с блестящими листьями, так там даже днем был полумрак...мы сидели с Андреем часами, иногда говорили, о чем?-не помню, иногда просто молчали...Он держал мою руку в своей. У него длинные, белые пальцы. Наверное, такие пальцы бывают у принцев из сказки..."
    "-Понятно. Говорю.Потом вы трахались!"
"-Не называй это так...смешно...скорее, это я его соблазнила. Он как ребенок. Я даже остроумно шутила: как это он решился, без мамы? Впрочем, все произошло так естественно, так просто и органично...Юра, мы созданы дпуг для друга."
"-Помнится, я это уже слышал."
"-Какой ты злой! Впрочем, что ожидать-кто твои предки? Выкресты! Папа носатый. Шпендрик, нога 38. Сам говорил"
"-Почему же, потомственный инженер-путеец, родители пожалованы в дворяне...прабабушка фрейлиной была...да, выкресты, но не тебе,и не мне их судить..."
"-пожалованны! А у них род в средние века уходит(ушли бы туда вовремя, к чертовой матери, подумал с тоской), тверская столбовая аристократия!
     -Пожалованны! Скажи еще-голубая кровь!
Знаешь, у них такие топорики на ковре, старинные. Тебе бы понравились."
     Зайти, что ли, пригласила, взглянуть...
Одним словом-все. Юра, я ухожу, а ты над собой подумай! Пора! Я тебе давно хотела сказать-наша любовь перестала быть любовью. Стала взаимным уважением."
Кто это тебе сказал, думаю. Лично я, как любил, так и люблю...
     Я смотрю на свою красивую, стройную умницу-жену. Эта длинноногая, узкобедрая женщина не моя. Все как прежде,  грациозная шея, слегка вытянутое интеллигентное лицо, чуть вздернутый на парижский манер, нос, серые, цвета дождевой тучи, глаза... Ресницы вспархивают время от времени. Это естественно-они мигают...
     Боже, неужели, на сегодня ты назначил день моих похорон? Я к ней больше не прикоснусь. Чужая ладонь гладила ее живот, чужие губы слизывали влагу с ее губ...
    Чудаки инквизиторы! Они сидели в темных подвалах своих храмов, придумывая самые жестокие пытки...
     Дураки!- пригласили бы женщину!
     Ира немного успокоилась.
     "-Знаешь, вот я все тебе рассказала, и мне стало легче. Это так трудно:скрывать, обманывать...И, потом, мы уже просто не можем друг без друга...И я, и Андрей.
    Мне очень нравится наша итальянская спальня-сказала она без перехода-не возржаешь? -книги, конечно, можешь оставить себе, они твои, и кое-что из посуды. К тебе, ведь будут приходить друзья. И женщины." Она сделала попытку говорить игриво.
     "-Но серебро я заберу. Будет справедливо, ведь, это моя мама дарила..."
     "-Да бери, конечно, что хочешь бери. Или-я придумал! Я вообще на два дня к Витьке уеду, в Мартышкино. .Мальчишник С пивом устроим, а ты пока, того..."
"-Здорово! Спасибо тебе, Юрка! А мне Андрей поможет. Ты знаешь, он худенький, но такой сильный!"
"-Не надо!- сказал я-условились."
     Я вернулся через два дня. Люда, пожилая вдова, соседка по площадке, сердечно меня приветствовала.
     "-А куда это вы переезжаете? Жаль! Мы все так привыкли к вам. Ира такая милая, Борю на дому лечила, пока не умер... Она врач-то от Бога! Жаль"
     "-Кто Вам сказал, что переезжаем? Куда!? Что Вы!"
     "-так я видела: стулья ваши старинные выносили, черный такой, на херувима похож, если те черные-я волосы имею ввиду, и не подумаешь, что грузчик. Только худой больно. Вежливый-меня и не задел, вроде, а извинился. А хороводила всем толстая тетка. И Ирочка им помогала, все смеялась, девонька моя,  над неловкостью этого парня, когда столик выносили, ну тот, с гнутыми ножками, на котором часы с музыкой."
     "-Да нет, тетя Люда, я остаюсь, весело сказал я и закрыл дверь в покойницкую.
     Комната стала непривычно большой. Худенький херувим похвально напрягся. Книг было много- мои, и те, что отбраковала из своих запасников мама Ирки, а я из уважения к жене, сразу не снес на помойку. Сначала пытались книги сложить стопками, но терпения, видимо, не хватило-свалили на пол грудой. Винтажные, 50-х годов ореховые полочки, убыли во вновь сплетенное гнездышко. Верный, как старый пес, диван, не отступил под натиском, не изменил хозяину-добрые мастера вытесали его из цельного дуба. Пианино Шмидт тоже. Интересно, примерялся ли Андрюша к этим исполинам?
Не разобрав, где жало, а где мед,
Уверенна и, как всегда, упряма,
Надменно челюсть выдвинув вперед,
Шагаешь в лес, туда, где волчья яма...
.......................................
Тенями зыбкими рисую на на обоях
Твой лик в дрожащем пламени свечи,
Я сдался в плен со Знаменем, без боя,
Послушно сняв с кольца твои ключи...
Я не молил, не целовал коленки,
Вцепившись в напряженные лодыжки
-Вниз головой со стометровой вышки,
Спиной в известку у расстрельной стенки...
Второе лето ты не мной согрета
Бездомный джин,расставшийся с бутылью-
Живешь во мне молекулами света,
И в комнате, в углах осевшей пылью...
Ах, время, время-опытный палач!
Какой дурак сказал, что время лечит-
Как пьяный недоучка, горе-врач
Не вправит вывих-только искалечит...

    Я опустился. Перестал натирать суконкой пол и вытирать пыль... Мне казалось, что кругом Иркины прикосновения. Я боялся, что вымету их из дома. Перестал перечитывать классику. Начал подпитывать себя чтивом  Акунина. До Марининой, правда, не скатился...
...Лужи предательски подкрадывались под башмаки. Осень. Дожди, Как бы не простудиться...Кто побежит за пирамидоном? Светящиеся окна  незнакомых домов иссечены злыми, косыми стержнями ледяного дождя. Весь мир промок, как воротник моего пальто. Весь мир превратился в сиренево-серые сумерки. Одинокая звездочка, провалившись в разрывы меж грязных туч, шлепнулась в лужу. Я на нее наступил.  Не обожгла...Холодная, как лягушка...
     Юра...тихо, как вздох гусеницы. Юра!
     Короткое черное пальто. Юра! Трогательные, острые коленки. И запах. Прижалась, обхватив плечи. Юра. Запах, рванувший за душу, как запах молока из маминой груди...Юра, не спрашивай, я так устала...Хочешь-побей. Только не гони. Поверите ли-я, здоровенный мужик, тихо заплакал. Не от жалости к себе-к ней...вот, дура.
     В маленьком, душном сарае, на самом краю вселенной, старый китаец слил, тщательно перемешав в тигле, два главных вещества: инь и янь...Это умение ему из тьмы веков принесли его деды, столетиями отливавшие белую эмаль для покрытия медных дисков. Рисунок наносился потом, и только рукой Мастера, рисунок всегда повторял один и тотже непостижимый мотив-Инь и Янь, но на каждом диске он был едва уловимо разный, присущий именно этому мгновению жизни Мастера, именно этому его вздоху. Диск отдавал тепло, эмаль твердела, подмастерье, даже получив подзатыльник(о юность!), думая об утехах,  неосторожно сжимал законченный работою диск и по эмали, как вольная молния,  пробегала трещина...Сколько раз-сотни! за свою жизнь, пытался Мастер заплавить рану-эмаль кипела, трещина зарастала...но...безвозвратно исчезал неповторимый рисунок, переплетение Инь и Янь... Он умирал в пламени. Эмаль становилась беспорочно белой... Пустой.