Я бы голой стояла на верхней ступени,
Я бы бал провела, мне хватило бы сил.
И пред Воландом после, упав на колени,
Я б кричала: «Он – Мастер. Он – Мастер, мессир!»
Я жила до него чуждой жизнью и ложью,
И по жизни по этой бродила изгоем.
Добровольно мечты подставляла под нож я,
И любовью всю жизнь звала что-то другое!
А теперь свое сердце оставила между
Рукописных истлевших в камине листов.
И отбросила прежние сны и надежды,
Как букет отвратительных желтых цветов.
Билась долго в стекло и в закрытые двери
И безвольно упала, оставшись без сил.
Я ему слишком верю... Я в него слишком верю!..
Вы поверьте, он – Мастер! Он – Мастер, мессир!
Разбросала осколки мечты и обиды,
И другого уже не спрошу ничего -
За мученья мои, за прощение Фриды...
Мне сейчас же! НЕМЕДЛЯ! верните его!
Книксен из самого правдивого - из прошлого. Мы-то уж не переписывали историю о себе. Я даже не в силах представить её на полотне - настолько не желается обременять её слогом. Кажется, от того она только потеряет. Сейчас пришло в голову (сколько бы высокопарно сам не старался написать о значимом), что всё самое великое и светлое - остается в наших сердцах, а всё, о чем мы пишем - желание оставить правду, ибо со временем мы разлюбим и забудем, как все было. А прочитав нами же написанное, конечно, можем назвать себя лжецами и лицемерами, но это чувство останется с нами навсегда - чувство стремления к лучшему. По существу же - мне нравятся сложные сочетания и "Рукописных истлевших в камине листов" - оценил по-достоинству. Будь.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.