что случилось с Детройтом

     по некоторым признакам я догадываюсь, что дознаватель хочет заставить меня признаться в том, что когда-то, в дни своей молодости, благополучные дни, я посещал Детройт, расположенный в штате Мичиган, но я никогда не был в Детройте, и называть дни моей молодости благополучными – значит ничего в ней не понимать, что же касается Детройта, города с непростой судьбой, когда-то процветающего, а теперь гниющего, то чтобы побывать в нем, мне пришлось бы пересечь Атлантику, по воде или по воздуху, и такое долгое путешествие я бы наверняка запомнил, даже если бы и заснул при отправлении, а проснулся уже по прибытии, но я не помню такого путешествия, и я не помню ни одного здания в Детройте, да и зачем бы меня понесло в этот погибающий город, не для того же, чтобы пройтись по залам Художественного музея, посмотреть на фрески Риверы, нет, мне достаточно было одной картины из собрания музея, я видел ее в Швейцарии, на какой-то экспозиции, эта картина часто вспоминается мне, когда я обдумываю ход дознания, его цель и возможный итог, картина представляет собой большой холст, примерно 2 х 3 м, а точнее 213.4 x 283.2 см, выкрашенный в красный цвет, цвет томатного кетчупа, цвет крови, посередине проведена сверху донизу тонкая белая полоса, вроде спектральной линии на красном фоне, когда я вспоминаю эту картину, я вижу как бы две створки и щель между ними, через которую выбивается свет, и мне кажется, что я должен распахнуть створки и войти в эту дверь, может быть, входить и не нужно, достаточно распахнуть, но иногда я вижу эту картину совсем иначе, она представляется мне мясом, плотью, говяжьей, оленьей, медвежьей, человечьей, плотью, которую разрезает надвое узкое лезвие, или, скорее, лазерный луч, как часто показывают в фильмах, когда кто-то взрезает металлическую дверь, а камера снимает это с другой стороны двери, и тот, и другой образ вызывает у меня какое-то смутное беспокойство, что, в общем, понятно, ведь дознание – болезненная процедура, что-то вроде анимаскопии, если только я правильно образовал это слово, вряд ли я когда-то учил латынь, не припомню, хотя чем только не увлекался, там, в Швейцарии, я принялся рисовать горы, они получались у меня красными с белыми снеговыми шапками, похожими на клубничное варенье со сливками, Антра считала мои картины безобразными, и, наверное, была права, что не мешало ей наслаждаться гранатами и земляничным вареньем, но и эти дни нельзя назвать благополучными, я бы их так не назвал, благополучие состоит в том, чтобы чувствовать себя на своем месте, а если этого чувства нет, никакой день не может быть назван благополучным, только относительно благополучным, относительно благополучный день в относительно благополучном месте, благополучном по сравнению с Детройтом, снимки, сделанные в мертвых районах этого, когда-то великолепного, города, похожи на снимки моей души, так я ее себе представляю, но можно ли доверять моим представлениям, вряд ли, я подозреваю, что многие из моих представлений – галлюцинации, миражи.